Застава. Сергей Лукьяненко

он пройдет,

      Наш работящий,

      Смелый народ!

      Уж не знаю, собирался ли Хмель спеть всю песню до конца, хотя свою функцию она уже явно выполнила. Но тут он что-то почувствовал, повернул голову налево, увидел меня – и замолчал.

      – Иван Иваныч! – укоризненно сказал я.

      Хмель с открытым ртом смотрел на меня. Потом захлопнул челюсть.

      – Я все слышал! – подтвердил я. – Ты поешь!

      Хмель развел руками – и побрел ко мне. Я достал из пакета белье, торопливо натянул трусы, потом влез в брюки, затянул ремень. Хмель подошел и встал передо мной, смущенный и растерянный.

      – Хмель, зачем? – спросил я. – Ну зачем, скажи, ради Бога! К чему были все эти притворства? Зачем ты ходил с блокнотом и карандашом, зачем учил нас понимать жесты?

      Лицо Хмеля мучительно исказилось. Он открыл рот – и заговорил:

      – Я… з…з…за… заик… ик…

      Он замолчал и развел руками.

      – Но ты же пел! – сказал я обличающе.

      Хмель кивнул. И неожиданно пропел, очень чисто и мелодично:

      Нам песня строить и жить помогает,

      Она как друг и зовет, и ведет!

      И тот, кто с песней по жизни шагает —

      Тот никогда и нигде не пропадет!

      – Понятно, – сказал я. – Когда говоришь – заикаешься. Когда поешь – все нормально.

      Хмель горестно кивнул.

      – А не пробовал петь слова? – поинтересовался я, застегивая рубашку. – Просто обычные слова в разговоре…

      Хмель улыбнулся.

      – Ну да, – согласился я. – Нелепо как-то будет выглядеть… Широка страна, но неродная, мало в ней лесов, полей и рек… Ну-ка стой, товарищ нарушитель, и не смей замысливать побег!

      Хмель захохотал в голос.

      – Поешь ты здорово, – признал я. – Шикарный голос. У нас, в группе «Угол падения», солист хуже пел.

      А он был еще из лучших…

      У меня есть сердце,

      А у сердца – песня,

      А у песни – тайна,

      Хочешь – отгадай, —

      негромко пропел Хмель.

      – Понял, – кивнул я. Сел на землю, отряхнул пыль с ног, натянул носки и принялся зашнуровывать кроссовки. – Никому не расскажу. А ты только старые песни поешь? Не современные?

      Хмель сморщился. И неожиданно совершенно чисто, видимо на эмоциях, сказал:

      – Дерьмо.

      – Совершенно согласен, – кивнул я. – Ну ладно. Если захочешь как-нибудь попеть – я не буду против. Потопали на заставу?

      Хмель энергично кивнул.

      Глава 6

      Нельзя сказать, что, когда поезд прибыл в Центрум, я уже не стоял на ногах. Нет, стоял, и вполне так бойко отбивался от Эйжел. И даже несколько раз хорошенько ее зацепил – вся воспитанная в детстве убежденность, что девочек бить нельзя, к тому времени полностью испарилась. Но я прекрасно понимал, что, дерись мы с Эйжел всерьез, – она бы меня просто убила.

      А так – обошлось парой синяков и одной ссадиной.

      Бой она прекратила сама, после чего улыбнулась и внезапно обняла меня с такой энергией, будто намеревалась после рукопашной устроить урок вольной борьбы.

      – Молодьец… Умьница…

      От