Любовь до белого каления. Арина Ларина

и даже не пытаешься что-то изменить в своей жизни! Ты мне всю малину портишь своим нытьем! Можно подумать, что тридцать один год – это последний рубеж, за которым маячит маразм и тихий погост, поэтому думать надо только о здоровье и накоплении пенсионного вклада. Я хочу свадьбу, ребенка, мужа, семью, даже какую-нибудь мерзкую скандальную свекруху я тоже хочу. Пусть в моей спокойной жизни будет адреналин! Я в поиске, а ты – в пролете. Стыдно ей по газете знакомиться! Фу-ты ну-ты, королева. Кто не ищет, тот не найдет.

      – А кто найдет – тот нарвется, – парировала Татьяна, уязвленная Натальиным выступлением. Как раз сейчас у нее, не искавшей, но надеявшейся, назревало что-то такое, о чем было страшно даже мечтать, не то что делиться с кем-то.

      – Скучная ты, нет в тебе искры, – вздохнула Наташка.

      Татьяна и сама знала, что она скучная. Только не совсем скучная, скорее – рассудительная. И эта рассудительность мешала ей жить в полную силу. Она, как аквалангист с ограниченным запасом кислорода, старалась дышать чуть-чуть, словно экономила эмоции. Оправдать себя можно было только одним: у меня ребенок, следовательно, уровень ответственности за поступки и их последствия должен быть выше. А на самом деле не было ни поступков, ни последствий. Только страх опять поверить и обмануться. Она и не верила, стараясь каждому показывать свое превосходство. Вот такая, мол, я, беру, пользуюсь и выбрасываю. Никто никому ничего не должен, никто ни от кого не зависит. Но по ночам до слез хотелось зависеть. Амплуа железной леди надоело ей до чертиков, только приходилось держать марку: перед подчиненными, перед начальством, перед самой собой. Никто и никогда не посмеет больше так нагло и беспардонно использовать ее, словно туалетную бумажку, и спустить в канализацию жизненных передряг. Счастливого плавания!

      – …Хочешь, я попрошу его привести друга для тебя? Это же не по газете и не на улице, – дошел до Татьяниного сознания голос Ведеркиной. Преданная Наташка никак не могла успокоиться: если ей было хорошо, то следовало осчастливить всех окружающих.

      – Нет, Натуль, не надо, – примирительно сказала Татьяна. – У меня ребенок, мне некогда…

      – Вот в этом ты вся! Да твой «ребенок» скоро в подоле принесет! Типун мне на язык. Но я больше чем уверена, что у твоей Каришки кто-то уже есть.

      – Спятила, что ли? – возмутилась Татьяна, моментально забыв про все переживания. Обрывки и зачатки мыслей о собственном счастье сдуло как шелуху порывом ветра. – Ей всего тринадцать!

      – Ты отстала от жизни, мамаша! Не всего тринадцать, а уже тринадцать. В ее возрасте некоторые уже рожают.

      – Что ты мелешь! – Теперь Татьяна уже совершенно явно обиделась. Дочь была для нее всем, и пошлые намеки в ее адрес воспринимались Таней как личное оскорбление.

      – Я открываю тебе глаза на положение вещей. Вот куда она у тебя умотала на ночь глядя?

      – К подруге.

      Наталья цинично захохотала в ответ:

      – Ты бы проверяла на всякий случай. Я ж тоже переживаю, она моя крестница как-никак.

      –