Человек Точка. Зоя Кураре

стекла единственная липкая желтая капля, сильно пахнущая ладаном.

      – И ты туда же, сопли распустила. Отлеталась подруга! – с грустью в голосе произнесла Рая.

      – Отпусти ее, – попросила Надя, чей необдуманный плевок обошелся бортпроводнице в солидную сумму.

      Медсестра пожалела о своем бессмысленном поступке. Зря я плюнула. Хотела наказать убийцу, а пострадал невинный человек.

      – Отпусти ее, прошу, – шептала Надя на ухо заплаканной женщине.

      Рая невидимую пассажирку не услышала и не увидела, хотя та стояла за ее спиной, но что-то в ее женской душе щелкнуло. Она глубоко вздохнула и торжественно произнесла вслух.

      – Не все изверги на этом свете. Живи! Прилетим в Берлин, я тебя выпущу. Еще пару часов, и ты – на свободе. Ох, церковью запахло. Господи спаси и сохрани, – бортпроводница набожно перекрестилась.

      Затем, Рая бережно положила бабочку на полку, чтобы та хорошенько высохла. С влажными крыльями не полетаешь, даже на берлинских сытых и ухоженных луговых полях.

      – Рая, сделай нам крепкий кофе, – заскулил прибежавший на кухню Веня Зюскинд.

      Для работников корпорации «Родненькая» распоряжение Черта два раза не повторяли. Рая всегда справедливо считала себя чемпионом по завариванию ароматного кофе.

      Надя с удовольствием наблюдала за бортпроводницей, за ее четкими, профессиональными движениями, медсестра тоже любила кофе, крепкий, но с молоком. Она смотрела на любимый напиток, однако пригубить его не хотелось. Странно!

      Рая ушла в салон самолета с подносом, на котором стояли две чашки кофе, пиала с орешками, а также большая фирменная плитка черного горького шоколада, который Черт обожал.

      Надя воспользовалась паузой, отсутствием хозяйки на кухне, она взяла пострадавшую бабочку на свою ладонь и тихо сказала ей:

      – Прости меня, я не буду больше плеваться, даже в убийцу, я хочу назад. Я хочу скорее забыть этот земной ужас.

      Надя закрыла глаза. Через секунду медсестра оказалась летящей в небесной спирали, состоявшей из живых белых бабочек. Сильно пахло ладаном. Зазвучали колокола, проникновенно. Бесконечность стала реальной, как никогда. Души Нади и ее ребенка покорно покидали жестокий, циничный мир людей. В судьбе двух женщин (у Нади должна была родиться девочка) поставлена точка, реальная, конкретная. Возврата не будет. Точка.

      В Берлине шел дождь, посадку долго не разрешали. Когда самолет, с трудом для членов экипажа, приземлился на посадочную полосу, Рая вспомнила о бабочке. Не судьба, подумала бортпроводница, нужно красавицу срочно засушить. Не пропадать же добру! На улице противно моросил дождь, выпустить в немецкие поля украинскую бабочку не получалось. Рая взяла опостылевшую и не прочитанную книгу, молчаливый укор ее скудному интеллектуальному развитию, и направилась к заветной полке, где вместо двухсот евро должна лежать крылатая альбиноска с длинным хоботком. Моли, как обозвал ее Зюскинд, на месте не оказалось, в толстую книгу положить и засушить нечего. Рая занервничала, на месте