Венок Брюсову. Валерий Брюсов в поэзии его современников. Отсутствует

круг – приветствия к пятидесятилетнему юбилею (декабрь 1923) и отклики на смерть Брюсова (октябрь 1924), которые я рискну объединить как подведение итогов его жизненного и литературного пути. Отчасти он сделал это сам в стихотворении «Пятьдесят лет». С нелегкой руки некоторых современников юбилей принято считать «казенным» – дескать, не было там ни друзей, ни единомышленников. Тому есть объективные причины: кто-то умер, кто-то оказался в эмиграции, кто-то из оставшихся не принял новой поэзии и позиции Брюсова. Михаил Кузмин не приехал и стихов не прислал, но опубликовал теплую статью. Анатолий Луначарский произнес стихотворный экспромт, не уступающий большинству посвящений дореволюционного времени. Владимир Кириллов принес на удивление лиричную благодарность юбиляру от имени «пролетарских поэтов». Наконец, едва ли не самую точную и откровенную характеристику Брюсову дал Борис Пастернак, весьма далекий от него и в жизни, и в литературе:

      Что мне сказать? Что Брюсова горька

      Широко разбежавшаяся участь?

      Что ум черствеет в царстве дурака?

      Что не безделка – улыбаться, мучась?

      Что сонному гражданскому стиху

      Вы первый настежь в город дверь открыли?

      Что ветер смел с гражданства шелуху

      И мы на перья разодрали крылья?..

      Что я затем, быть может, не умру,

      Что, до смерти теперь устав от гили,

      Вы сами, было время, поутру

      Линейкой нас не умирать учили?

      Поэтические отклики на смерть Брюсова по благожелательности явно превосходили прозаические некрологи и первые мемуарные очерки. Смерть примирила с ним если не врагов, то оппонентов. Вячеслав Иванов из Рима откликнулся на просьбу вдовы поэта сложить «современную молитву» его памяти. Внешне незатейливо, но искренне и с глубокой душевной болью написал Сергей Есенин: «Валерий Яклевич, мир праху твоему». Торжественным, «брюсовским» стихом помянул его Георгий Шенгели: «В дубовом гробу костенеет поэт, и костью над гробом ломается ямб». Наконец, Игорь Северянин гневно ответил хулителям: «Как жалки ваши шиканье и свист над мертвецом, бессмертием согретым». Сказали «последнее прости» и многие безвестные стихотворцы.

      Пятый и последний круг – стихи современников, запечатлевшие его литературную «жизнь после смерти» (поэтов позднейших поколений я не рассматриваю). С каждым годом Брюсова вспоминали все реже, но память о нем «в буднях советской недели» выглядела знаком своеобразного «посвящения». Символом этой памяти стало «имя брюсовского дома на Мещанской 32», где жила его вдова и хранительница наследия Иоанна Матвеевна. Здесь часто бывал Георгий Шенгели, вместе с хозяйкой работали над архивом Игорь Поступальский и Александр Ильинский, а Борис Зубакин и Макс Кюнерт дописали неоконченные произведения Валерия Яковлевича. И все они посвящали ему стихи. В стихах, а теперь и в мемуарах продолжал бороться с «черным