Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов. Джейсон Гудвин

Мехмед IV и одним ударом рассек пополам голову перса вместе со шлемом. Даже сумасшедшие – дели – были объединены в особый полк, который, благо они не возражали, использовался как живой таран или мост (в XVIII веке на смену этому полку пришел другой – «полк потерянных детей»). Неожиданные вспышки мира приводили к неспокойствию, ибо люди жаждали добычи и славы. Георгий Венгерский был одним из первых европейцев, близко познакомившихся с устройством османской армии, – в 1438 году он попал в плен, из которого освободился лишь двадцать лет спустя.

      Когда объявляется сбор армии, они съезжаются с такой охотой и быстротой, что можно подумать, будто их пригласили не на войну, а на свадьбу. Они собираются в течение месяца в том порядке, в котором их созывают, пехотинцы отдельно от кавалеристов, под начало назначенным им командирам, и тот же порядок они соблюдают, разбивая лагерь и готовясь к бою. На войну они идут с великим воодушевлением; многие вызываются идти вместо своих соседей, и те, кого оставляют дома, чувствуют себя несправедливо обиженными. Они утверждают, что лучше умереть на поле боя под градом стрел и копий врага, нежели дома, под слезы и причитания старух. Тех, кто погиб на войне, не оплакивают, а превозносят как святых и победителей, ставят их в пример другим и относятся к их памяти с величайшим уважением.

      «Я был рожден, чтобы держать оружие», – сказал Баязид. Француз Бертран де ла Брокьер, которому в 1462 году выпал шанс наблюдать армию Мехмеда II в действии, заявил, что не видит никаких препятствий к тому, чтобы это великолепное войско при желании покорило всю Европу. В 1576 году ему эхом вторил венецианец, полагавший, что над христианским миром нависла угроза уничтожения. «Империя обладает военными силами двух видов, – делится он ценной информацией, – сухопутными и морскими. И те и другие вселяют ужас». Сухопутные силы империи, в свою очередь, тоже делились на два вида: легкую, летучую кавалерию, состоящую из представителей турецких семейств, и тяжелую, невозмутимую пехоту.

      Пехота формировалась из янычар. Эти дети балканских пастухов и земледельцев обладали как сильными сторонами, свойственными крестьянам, так и крестьянской же ограниченностью. Их взгляд был устремлен под ноги, на землю, которую нужно захватить или удерживать против превосходящих сил противника. Они очень по-крестьянски ценили пищу – до такой степени, что звания их офицеров были позаимствованы на кухне: раздатчик похлебки, водонос, повар, поваренок. Потеря знамени полка в бою считалась позором, но потеря полкового котла влекла за собой разжалование всех офицеров. Янычар, разгуливающий по улицам Стамбула, был персоной привилегированной; не будучи богат, он носил пышное одеяние и держал себя с достоинством солдата, честно заслужившего свое особенное положение среди людей, которое, в том числе, означало неподсудность обычному суду. Он был совершенной боевой машиной с головы до пят, от верхушки белоснежного тюрбана до грубых красных туфель. Английский посол однажды посмеялся над маленькими лопатками, привязанными