Исповедь бандерши. 100 оттенков любви за деньги. Рената Башарова

руку, призывая воительниц к тишине. – Дарья, я не хочу, чтоб ты жизнь себе покалечила, не хочу! Если есть толк с ним связываться, то и хрен с ним, а если нет, то не забивай себе голову. Расскажи, во-первых, за что он сидит? Во-вторых, с чего ты взяла, что его предложение серьезно? В конце концов, давайте чаю попьем, что ль…

      – Да он ради передачек старается! – опять вклинилась Маринка. – И никто тебе не завидует!

      Каверинская, на правах хозяйки, расставила чашки, достала ложки. Три девицы культурно и уютно устроились за кухонным столом. Первой взяла слово Дашка, новоиспеченная невеста:

      – Наташа, я, конечно, тебя очень уважаю, – степенно и уважительно начала она. – И все мы уважаем, правда?

      – Конечно, – серьезно кивнула Маринка. – Ты и постарше нас, и два образования имеешь…

      – Девочки, песня ж не об этом, – улыбнулась польщенная Каверинская и залила в чашки кипяточку. – Даша, тебе не кажется странным, что он тебя замуж зовет? Зачем? Десять дней вы знакомы… Это абсурд, понимаешь?

      Маринка согласно кивнула головой. Дашка тут же среагировала:

      – Вот скажи, Марина, ты-то чего поддакиваешь? Ты ж содержишь Павлика своего! Он же дома штаны протирает, а ты тут… Разве это нормально?

      – Ненормально, – согласилась Марина и удрученно вздохнула. – Но кому я нужна-то, проститутка? Кому?

      – Вот! Вот то-то и оно, – щелкнула пальцами Дашка и вытаращила глаза. – Кому мы на фиг нужны? А мне – тридцать три уже! До сих пор никто не позарился почему-то, а мы с каждым днем все старше. И вообще, устала я, семью я хочу, ребенка, понимания! Скажи, Каверинская, скажи!

      – Что говорить? Тут ты права, – у Наташи даже слезы в глазах блеснули. – Думаете, мне легко? Десять лет девочкой проработала, пока окончательно не истаскалась, семь лет мне мой дед мозги делает (она имела в виду своего немолодого, женатого любовника). Э-эх, тяжело одной, конечно, тяжело. Ни семьи не заимела, ни детишек… А думаете, мне не хочется? Очень хочется…

      – Не расстраивайся, Наташечка, – всхлипнула Даша и погладила Каверинскую по плечу. – Вот видишь, ты ж понимаешь меня? Он хороший, правда. Он так семью хочет, детей… Вот освободится, вместе с ним жить будем, он работать пойдет.

      – Дашка-а, – протянула Каверинская расчув-ствованно. – Это все хорошо ты говоришь, да не про этого уголовника… Не обижайся, но ведь врет он, врет! Тебе ж самой потом больней будет, вот этого и боюсь, родненькая…

      – Правда, Даш, – тихо добавила Марина, и ее глаза тоже предательски заблестели. – Думаешь, много радости альфонса тянуть? Да противно это, унизительно! Сама себе вру, вру, а что толку? Сама небось понимаю все за себя. Не любит он меня, пользуется, а я терплю… Терплю, Дашка, потому как боюсь одиночества шибко…

      – Девочки, но хочется ж счастья-то, покоя? – Дашка обхватила голову руками и снова всхлипнула. – Можно ж дать человеку шанс? Представьте, каково ему там, столько лет оторван от мира?

      – В том-то и дело, – рассудительно сказала Ка-веринская и, не скрывая, смахнула скупую слезу. – Потом