Подует ветер. Алекс Норк

подаренная вами книга стоит на полке и постоянно попадается мне на глаза, а пели вы… ну, очень безобразно».

      «А мне вы тогда понравились как раз по этой причине». – Фрэнк удивленно поднял брови. – «Да-да. Я же видела, как вас от нашей песни с души воротит. Значит, душа есть, человек – душевный. А это – такая редкость в наше время».

      Она всегда так шутила – серьезно без всякой улыбки, глядя в упор большими серыми глазами.

      Года два они обменивались приветствиями и короткими разговорами и только в последнее время стали иногда встречаться, посещая вечером ресторанчики или кафе. И Фрэнку очень нравилось, что в их нерегулярных встречах не было ничего обязательного, и нравилось даже, что вниманием Энн пытаются завладеть другие, хотя ухлестывания Эдди Бартока, как и все его поведение, вызывало легкую брезгливость. Эдд, конечно, неисправимая скотина, и, видимо, это врожденное свойство, сколько Фрэнк помнил Бартока с ранних детских лет.

      Двигаясь к центру города, он мог спокойно поразмыслить – зайти или нет за Энн, чтобы провести с ней вечер. Или поужинать одному у телевизора, а потом часа два спокойно почитать или послушать музыку. В последнее время он стал совмещать эти два занятия – возраст напоминал о себе – тридцать пять лет – время зрелости, а что он успел узнать об этом мире? Почти ничего.

      Фрэнк вспомнил вдруг, что ведь сегодня среда – день, когда он звонит маме и сестре за две тысячи миль отсюда. И оба его маленьких племянника желают непременно с ним поговорить, поэтому мама всегда намекает, что лучше бы звонить пораньше. Вот сегодня он точно не опоздает.

      Через несколько минут Гамильтон подошел к углу своей улицы и уже хотел повернуть, но какая-то странная фигура преградила ему дорогу. Он сделал шаг в сторону, чтобы разойтись, и услышал негромкий голос:

      – Простите, сэр, вы ведь Фрэнк… Фрэнк Гамильтон, правда?

      – Святая правда, – он окинул взглядом худощавого, чуть выше среднего роста незнакомца: – Мне надо перекреститься?

      – Я, может быть, зря тебя побеспокоил Фрэнк… просто шел мимо… и сразу тебя узнал, а меня ты, наверное, не помнишь? Конечно, столько ведь времени прошло.

      Кажется что-то знакомое в голосе.

      Гамильтон вгляделся в лицо – длинное, скуластое. Короткая стрижка, выпуклый лоб. Большой тонкогубый рот с грустным полу улыбчивым выражением, и то же выражение в глазах.

      – Гильберт?! Господи, Гильберт! Это ты! – Гамильтон схватил его большие чуть влажные руки.

      – Фрэнк, ты меня узнал… я рад, я тут совсем недавно… ходил по улицам…

      – Очень рад тебя видеть, Гильберт!

      – Спасибо, Фрэнк.

      – Слушай, давай зайдем ко мне, поговорим обо всем.

      – Нет, Фрэнк, спасибо, мне неловко тебя затруднять.

      – Да ну, прекрати! А впрочем, мы можем вместе поужинать. Идет? Я только заскочу домой и переоденусь. Подождешь меня десять минут?

      – Да, Фрэнк, я подышу пока этим воздухом, я от него совсем отвык.

      Гамильтон почти уложился в обещанные