Таран. Сергей Зверев

выломиться. – Паленый затянулся дымом, задерживая его в легких. – Статья у тебя серьезная, перед ментами ты не стелишься, на подлянки кумовские не покупаешься. Уважаю. – Дым из его ноздрей потянулся к потолку, усеянному тараканами. – Но когда ты Каюка честного заработка лишаешь, это косяк, Таран. Конкретный косяк. – Паленый обвел взглядом свиту, после чего вновь уставился на Тарана. – Лох, он на то и лох, чтобы кормить братву. Зачем же ты его раскручивать мешаешь?

      – Мы, между прочим, хавать хотим, – вставил Матрос.

      – Вот он пусть и кормит!

      Каюк ткнул пальцем в направлении Тарана. Тот не стерпел.

      – Убрал граблю! – угрожающе процедил он и стиснул зубы, чтобы не произнести роковое слово «козел», вертящееся на языке.

      Каюк опустил руку.

      – Я тебя все равно подловлю, фраерок, – пригрозил он. – Крутым себя считаешь? Посмотрим.

      – Кто не с нами, тот против нас, – развивал мысль Паленый, дымя сигаретой. – Это какой-то очень дельный пахан сказал, и я под его словами подписываюсь. Хочется со всеми удобствами в «купе» ехать? – Он кивнул на нижнюю койку Тарана, завешенную простыней. – Тогда соблюдай правила движения.

      – Согласно купленным билетам, – некстати брякнул Грек.

      – А не нравится тебе наша компания, перебирайся на пальму, куда обещал загнать честного каторжанина, – подытожил Паленый, подразумевая верхний ярус нар, предоставленный в распоряжение «пассажиров».

      – Не по делу ты на Каюка наехал, – высказался Баламут.

      – Он в своем праве, а ты? – поддержал Болт.

      – Наш ты или нет? – спросил Матрос.

      – Решай, – сказал Грек.

      – Я сам по себе, – медленно произнес Таран.

      – До завтрашнего утра, – сказал Паленый, хлопнув по столу корявой ладонью. – После подъема ты подходишь ко мне и четко говоришь, с кем ты по жизни.

      – А если нет?

      – Тогда мы за тебя решим, – пообещал Каюк. Его костистое лицо подергивалось, как будто он тайком онанировал под столом.

      – Слыхал? – спросил Паленый.

      Ответить Таран не успел. С верхних нар под решеткой спрыгнул юркий малый и протянул смотрящему тюремную записочку – маляву, полученную по сложному веревочному пути сообщения, проведенному между окнами.

      – Тебе, – сказал он Паленому. – От шу-шу-шу…

      Остальное было произнесено неразборчивым шепотом.

      Паленый развернул скатанную в трубочку бумажку, пробежал глазами по карандашным строчкам и заметно изменился в лице. Матрос, внимательно наблюдавший за смотрящим, нахмурился. Остальные заерзали, как на иголках. Когда в глубине камеры началась какая-то возня, сопровождаемая руганью, Баламут метнулся туда, прихватив со стола вилку.

      – А ну, полегла, ботва! – завопил он, страшный в своем внезапном истерическом припадке. – Еще кто вякнет, язык вырву и сожрать заставлю. Не видите, смотрящий над малявой кумекает?

      «Чапай думает», – пронеслось в мозгу Тарана. Мысль была забавная, но он не улыбнулся. Он вообще редко