Хомут на лебединую шею. Маргарита Южина

вон туда иди, вишь, откуда дымок? Там Борька Аникеев работает, он больше всех с Назаркой-то дружил. Ты иди, спросишь Аникеева, тебе покажут.

      Фома и правда спросил, ему и правда показали. Аникеев был щуплым мужичонкой, с добрыми красными глазами и с младенческим пушком на голове. Он упоенно швырял уголь лопатой в жаркую пасть печи, и по его костлявой спине сбегали струйки пота.

      – Здравствуйте! – крикнул Фома. – Мне бы поговорить…

      – Мне бы тоже, так вот видишь, едри ее! Не отпускает милашка моя. Сто потов сойдет, пока накормишь. А чего за разговор?

      – Брат у меня… Псов Назар… Погиб брат, на похороны я не успел, добирался долго, вот и хочу сейчас с кем-нибудь о нем поговорить, вспомнить…

      – Помянуть, что ль? – уже внимательнее посмотрел на непрошеного гостя Аникеев.

      – Ну да… и помянуть.

      – Так чего сюда пришел? На заводе нельзя, сразу всех премий лишат, а то, чего доброго, и вовсе выпрут. Сейчас сколько времени?

      – Так уже час.

      – У меня в четыре смена заканчивается. Ты к проходной подъезжай к четырем, я тебя встречу, и помянем. Только не забудь.

      До четырех Фома успел съездить в забегаловку, купить нехитрой закуски, выпивки, взял в киоске журнал «Колесо» и уселся дожидаться назначенного часа.

      Аникеев не подвел, появился ровно в четыре. Выйдя из проходной, он повертел головой в разные стороны и, заметив, что Фома машет рукой ему из «Жигулей», радостно кинулся к машине.

      – Не подвел, значит, молодец, – похвалил он Фому-самозванца. – Ох, а ты и накупил всего! Пра-ально, негоже поминать на сухую-то. Токо слышь че… я это… не могу возле завода. Прям кто как за руку держит. Ты гришь, что добирался долго, значит, нездешний, выходит, к тебе не поедем. К себе позвать тоже не могу, жена у меня хорошая баба, но мегера. Чистый Геринг. Так что, ежли не брезгуешь, поехали ко мне в гараж.

      Фома не стал брезговать, тем более что пить он и вовсе не собирался – за рулем. И вскоре новые друзья остановились возле подземных гаражей.

      – Ты машину-то здесь оставь, не тронут, а сами пойдем, посидим, – позвал Аникеев. – У меня там чисто, не боись.

      В гараже было на самом деле чисто. Диванчик застелен пледом, подушка с шелковой цветастой наволочкой, в углу то ли маленький столик, то ли тумбочка и… никаких следов машины.

      – Машину-то у меня угнали еще лет семь тому назад. Да, – пожаловался Аникеев, будто подслушав мысли Фомы. – А вот здесь твой братец и жил…

      – Как… как это здесь? – разволновался Фома.

      – Да как… Каком кверху! Ты чего не разливаешь-то? Вот ведь я поставил стопки. Здесь он жил… Не всегда, конечно, когда с очередной бабой не уживался… А он отчего-то никогда ни с одной бабой ужиться не мог. Такой прям нежный был, не приведи господь. Я вон со своей уже сколько мучаюсь, а ведь ничего, терплю. А он нет, чуть что не так, и ко мне в гараж. Гордый был. Давай помянем. А тебе нельзя, ты за рулем. Ну да я один.

      Фома терпеливо ждал, пока мужичок выпьет, потом тщательно закусит все это дело порезанной колбаской и настроится на продолжение