Двуликая особа. Маргарита Южина

в надежные руки Никитичны – неизменной няни, Александра решительно направилась в неприглядное кирпичное здание, именуемое обывателями милицией. Еще оставалось два с лишним часа до начала уроков, и она намеревалась разузнать, в каком состоянии находится дело Захаровой.

      За стеклянной стеной, отгороженный от всех мирских грехов, сидел моложавый упитанный дежурный.

      – Девушка, вы к кому?

      – Я к участковому, – холодно бросила Саша, но, вдруг сообразив, что даже не знает в какой кабинет ей податься, одарила парня улыбкой. – Подскажите мне, пожалуйста, на улице Кирова, 48, произошло убийство сорокадвухлетней женщины, Захарова ее фамилия, кто этим делом занимается?

      – Кирова, 48? Это вам к Линчуку надо, его участок. Кабинет двести четыре. На второй этаж и направо по коридору, – равнодушно бросил бдительный страж.

      Саша отыскала кабинет без труда. Около него на деревянных креслах, видимо, позаимствованных из разорившихся кинотеатров, восседало человек пять ожидающих. Шумно жаловались на новую жизнь две старушки, дурно пахнущий господин в фуфайке и детской вязаной шапочке доказывал прилично одетой даме, что деньги в наше время решают все, дама периодически подносила надушенный платочек к губам, закатывала глаза и выискивала деликатный предлог, чтобы отвязаться от назойливого собеседника. После сорокаминутного сидения в этой пестрой компании Александра уже знала, что у одной из старушек постоянно вытаскивают корреспонденцию из почтового ящика, словоохотливого пьянчужку выселил из «гостинки» собственный сын, даму с ароматизированными платочками систематически заливают соседи сверху, и, как ей кажется, вполне умышленно. И все они высиживали эту очередь в надежде на то, что справедливый участковый Линчук одним росчерком трехрублевой ручки решит их судьбоносные проблемы.

      Сашу начинали раздражать все эти жалобщики. «Действительно, вот из-за таких почтовых ящиков да прорвавшегося крана и нет у того же Линчука времени на решение серьезных вопросов». Затем раздражение сменилось жалостью. Ну потащили они свои беды сюда, потому что здесь их обязаны выслушать по долгу службы, а по доброй воле никто ни помочь, ни выслушать не хочет. А может, и некому.

      Саша Крушинская сидела у вожделенной двери уже полтора часа, но продвижения – никакого. Времени до уроков оставалось все меньше. Конечно, она уже понимала, что войти в этот кабинет сегодня ей вряд ли удастся, но, представив Женькины глаза, продолжала ждать. Через какое-то время дверь открылась, вышел посетитель, а за ним сухощавый мужчина, который и оказался Линчуком Аркадием Юрьевичем.

      – Граждане, граждане! Не все сразу, – видя, как метнулась толпа, остановил он. – Елизавета Матвеевна, ваш вопрос с газетами уже решается, вам ждать не имеет… Звонцов! Я же к тебе позавчера сам приходил, и ты лично мне сказал, что забираешь заявление. Так, а у вас, гражданочка, какое дело ко мне?

      Линчук обращался к Саше.

      – Я к вам насчет убийства