Закодированная Россия. Александр Крыласов

сегодня не получалось. Пьяные гастарбайтеры горланили песни и задирали прохожих. Интересно, подобное творится только в Измайлово, или везде так? Такое ощущение, что шесть дней в неделю из приезжих пили кровь все кому ни лень, но в воскресенье, приняв на грудь, они чувствовали себя завоевателями большого города, стаей Самсонов, разрывающих пасти «мэстным» хлюпикам. Милиции как всегда не было, и Сева на всякий случай переложил шокер из сумки в карман. «А этим на Программу вообще начхать, они из других сопредельных государств», – резонно решил Андреич. Теперь оставалось проводить жену в Черногорию и ждать развития событий. После аэропорта Сева решил поехать на дачу, посмотреть на происходящее из глубинки.

      Первый день после Программы Сева провёл в Подмосковье. Нужно было осмотреться и решать, что делать дальше. В сценарий, нарисованный Виталиком, он не верил, считал, что всё будет гораздо хуже. Сон, рваный и чуткий, погружал в такие ужасы подсознания, что Сева счёл за благо бодрствовать. Тихое, подмосковное утро умиротворяло. Роса, приятно холодившая ноги, ласковое солнышко, по-приятельски заглядывающее в глаза, весь неторопливый дачный уклад способствовали поднятию несколько угнетённого Севиного духа. Куда направляться тоже было ясно – к местному магазину и уже на месте по ходу дела принимать решения. На завалинке сельмага сидели два мужика и о чём-то горячо пререкались. Точнее, всё время бухтел один маленький, щуплый, с лицом, похожим на печёное яблоко. Подойдя поближе, Сева увидел то, что и ожидал увидеть. Прямо перед ними на расстоянии полуметра стоял пузырь портвейна. Сева по опыту знал, что если Москва давно уже перешла на водку и пиво, то в провинции по-прежнему отдавали предпочтение креплёным винам. Сказывались маленькие зарплаты и желание поскорее залить шары. Лечить приезжих, кстати, было гораздо приятней, они не козыряли десятью кодировками и приятельскими отношениями с Ксенией Собчак.

      – Ну, чё, Михалыч, дёрнем что ли?

      – М-м-м.

      – Да ладно, Михалыч, это же программа такая есть. «Розыгрыш» называется. Там какому-нибудь артисту баки забьют, что типа менты у него на хвосте, или он соседей затопил, ну этот перец мечется, извиняется. А когда совсем переконит, слезу пустит, тут ему нате-пожалуйста – розыгрыш. Тут, он конечно в крик, типа я сразу догадался, сразу вас вычислил. Только поздно, все видели, какой он ссыкло. Давай, Михалыч, не бзди, открывай.

      – Сам открывай, – отказал Михалыч, степенный мужик, кудрявый и светлоглазый.

      – Чего ты как чабан. Вон, перед первым апреля сказали, что хлеб снова будет по карточкам, так моя дура, аж пятьдесят буханок купила. Главное, довольная такая, коза безрогая, к голодухе подготовилась. А потом Колька, бульдозерист раскололся, что хлеб заплесневел, ну и пустили слух, мол, перебои будут. Дуры бабы.

      Помолчали.

      Щуплый зашёл с другой стороны, – «целых пятьдесят рубликов отдал. Чего я кую деньги-то? Я вон сейчас к Кольке бульдозеристу пойду, с ним и вмажу».

      – Иди, – равнодушно отмахнулся Михалыч.

      – И пойду, он не такой конявый как ты. Какую-то фигню по телеку показали, так