Садовник. Андрей Андреевич Вознин

а-то начинали, а земля – она внимание любит и ласку.

      Местный питомник раскинулся на добрых пару гектаров, но среди ровных рядов саженцев, рассады и горшков с цветами мы ходим лишь вдвоем. Зарядивший с утра нудный дождик, похоже, распугал всех потенциальных покупателей и теперь без устали кропит только благодарно тянущиеся вверх растения.

      – Для начала я бы посоветовал вам посадить пару кустов черешни. У нас земли хорошие – суглинок, и для моих саженцев это самое то. В яму, глубиной в две трети метра, на дно положите дренаж, сверху перегной…

      Пока садовник, радуясь единственному своему посетителю, подробно пересказывает подробности обустройства мест для высадки черешни… Затем груши… Затем клумб с цветами… Я неторопливо брожу с ним по рядам, рассматривая богатейшую коллекцию растений. Крепкие саженцы, сочная рассада, красивые цветы – чувствуется, что старикан в своем деле дока и знает множество профессиональных хитростей.

      – Черный Жак, – увидав, что я остановился перед черным тюльпаном, гордо поясняет селекционер.

      – А это мое высшее достижение – Heterocera.

      Старик нежно гладит огромный, развалившийся бутон непонятного алого цветка. Неумолкающего собеседника можно понять – трехдневное ненастье отвратило всех его постоянных клиентов, и я выступаю единственным благодарным слушателем. Хорошая погода должна установиться только дня через два, и вот тогда здесь будет не протолкнуться. Наконец выслушав – как, когда и что, я рассчитываюсь за покупку и крепко пожимаю узкую жилистую ладошку. И груженный ненужным растительным хламом шагаю довольный домой, рассчитывая на богатый в будущем урожай…

      Ровно через семь дней срочный вызов выдергивает меня из дома. Солнце лишь недавно нырнуло за горизонт, и город начинает стремительное погружение в ночную тьму. Фигуристые уличные фонари только-только запалили, и они теперь щедро дарят свой золотистый свет заполненным горожанами улицам. Празднично разодетая толпа прохаживается по набережной, смеется и веселится призрачному своему счастью. Я же, продираясь сквозь безмятежных гуляк, уже чувствую непостижимое присутствие, незримо вызревающее, наливающееся силой и мощью. Вот-вот настанет момент, и она вырвется на свободу и тяжелой поступью пройдется практически по каждой семье… И тогда на смену общему веселью придет страх смерти. Он расползется по квартирам и домам, отравляя немудреный быт, пристраиваясь за обеденными столами, ныряя в родительские спальни и теплые детские кроватки…