Костяной капеллан. Питер Маклин

взяли без разговоров. И сразу же положил на него глаз сэр Эланд. Он, сэр Эланд, любил молоденьких мальчиков. Как-то ночью попытался он пробраться к Билли в койку, чтобы его оприходовать. По сей день не знаю точно, что случилось в ту ночь, ну а сэр Эланд, ясное дело, в разговорах об этом не распространялся. Всё, что я помню, – костёр на обочине дороги. Я в тот час был на дежурстве, а остальной отряд лежал вповалку, завернувшись в одеяла и прижавшись, насколько можно было, к огню. Припоминаю, что вдруг разорвал ночную темень чей-то пронзительный крик. Кричал не Билли, кричал сэр Эланд. Уж не знаю, что именно хотел он с Билли учинить, да и потом, это уж его личное дело, вот только тот не оценил его внимания. Билли… что-то сделал, на том всё и кончилось. Сработали законы неписанной иерархии, и никто с тех пор о том случае не заговаривал. Отряд оправился от потрясения и двинулся дальше, а Билли с той поры стал одним из нас. Отмеченным богиней.

      – Благодарствую, Билли, – произнёс я.

      Тот безразлично пожал плечами. Вот так, без особых затей, и совершилось искупление греха. Бесстрастные карие глаза отрока ничего не выражали, и о чём он думал, одной Госпоже известно.

      Я встал и окинул взглядом остальной отряд. Люди пили, веселились, сквернословили, метали кости, набивали брюхо всем, что только Котелок обнаружил на кухне. Девчонка по-тихому слиняла, и думаю, это с её стороны было мудро. В углу шумно блевал Сэм Простак. Всё шло своим чередом.

      До тех пор, пока дверь пинком не вышибли шестеро вооружённых амбалов.

      – Ебать! – воскликнул Брак.

      Надо отдать ему должное, это словечко было у него любимым.

      Я сидел неподвижно, уставившись на незваных гостей, однополчане же мои обнажили оружие. Я знал, кто их сюда привёл, но вот уж не думал, что доведётся ещё раз с ним увидеться. Руки я держал перед собой на столе, вдали от рукоятей Плакальщиц.

      Шестеро протолкнулись внутрь, за ними влетели дождевые капли. Их предводитель сорвал с лица намокший капюшон своего плаща и свирепо мне ухмыльнулся:

      – Едрёна монахиня, Томас Благ!

      Я поднялся.

      – Брат, – ответил ему я.

      Глава вторая

      Мой братец Йохан огляделся и разразился хохотом. Был он на четыре года меня младше, но выше и тоньше, нечёсаный и с трёхдневной щетиной на остро выступающем подбородке.

      – Грёбаный капеллан? – воскликнул он, рассматривая мою сутану. – Как, ты – и грёбаный капеллан? Если могу хоть сколько-нибудь судить, половина твоего отряда валяется ужратая в говнину, а одного из них ты только что своими руками прирезал!

      Хвала милосердной Госпоже нашей, особых полномочий, чтобы судить, у Йохана не было. И всё-таки, надо признать, сейчас он имел на это полное право. Я натужно улыбнулся:

      – В такие уж времена мы живём.

      – Верно, чёрт возьми, – согласился Йохан и обернулся к своим. – Ребята, это Томас, братишка мой старший! Не видал я его с начала войны, а сейчас он, гляньте-ка, грёбаный жрец. Только это ерунда, мужик-то он свой. И парни его в угощении нам не откажут,