Эти глаза напротив. Анна Ольховская

выжившую девку, чтобы молчала. И тех идиотов, что приволокли ее из леса.

      В общем, наш новый дом едва не сожгли вместе с находящимися внутри мамой Ларисой, папой Колей и спасенной девушкой. И если бы не помощь Мартина, подоспевшего вовремя…

      Даже думать не хочу!

      Да и некогда мне думать – пора гостей принимать.

      Вернее, гостью. Монику Климко.

      Ту девушку, которую нашла в лесу я.

      Если честно, не ожидала ее увидеть. И не потому, что бедняжка была изуродована и истощена до такой степени, что ее с ходу поместили в реанимацию.

      С того момента прошло уже десять дней, так что физически Моника, наверное, вполне могла уже самостоятельно передвигаться по клинике. Проблема была в другом.

      Моника провела в плену у Гизмо и его уродского помощничка (уродского во всех отношениях – Афанасий был редким уродом внешне и умственно отсталым к тому же) почти год…

      Год в подземелье, год пыток, год насилия, год жутких издевательств.

      Сохранить в таких условиях здравый рассудок практически невозможно. Сознание, спасая хозяйку от гнусной реальности, благополучно ушло в анабиоз. И когда я нашла Монику, разума в ее глазах не было…

      Поэтому с первых же дней помещения в эту клинику, насколько мне известно, параллельно с лечащим врачом Монику наблюдал профессор психиатрии, привезенный отцом Моники, банкиром Игорем Дмитриевичем Климко.

      Но я не думала, что профессор сможет так быстро добиться положительной динамики!

      Во всяком случае, в глазах осунувшейся, остриженной почти наголо, бледной до синевы девушки теперь прятался в глубине зрачка живой и любопытный солнечный зайчик.

      Моника тенью – и это не метафора! – проскользнула в мою палату и, выглянув наружу, тщательно прикрыла за собой дверь. Прижалась к ней спиной и смущенно улыбнулась:

      – Здрасьте. К вам можно?

      – Здрасьте-здрасьте. – Я спустила ноги с кровати и села. – У меня встречный вопрос – а тебе можно?

      – В смысле? – Тоненькие аккуратные ниточки бровей удивленно прыгнули вверх.

      – В прямом. Ходить тебе вообще можно? Судя по твоему виду, тебя на специальном кресле возить должны, и желательно в безветренную погоду, если на улицу соберетесь.

      – Почему в безветренную?

      – Чтобы не выдуло случайно из кресла.

      – Скажете тоже! – хихикнула Моника. – Я нормально себя чувствую. Уже почти не больно… И не страшно…

      На мгновение лицо девушки исказила гримаса боли. Не физической – душевной. Она подошла поближе и, судорожно вздохнув, плюхнулась рядом со мной на кровать и обняла, прижавшись к плечу носом.

      – Спасибо вам, – еле слышно пробубнила она. – Если бы не вы… Мне мама рассказала, что вы искали меня… Искали и нашли…

      – Во-первых, давай-ка на «ты», – сурово шмыгнула я носом. – Я не намного старше тебя…

      – Давай!

      – А во-вторых, найти тебя мне помогли. Вернее, помог.

      – Кто? – выдохнула Моника, подняв на меня огромные глазищи.

      – А