Преподобный Серафим Саровский. Отсутствует

только один человек, и тот должен был там или стоять прямо, или же опуститься на колени; а ни присесть, ни облокотиться нельзя было. На стене в углу стоял образ с зажженной перед ним лампадкой. Перекрестившись, владыка вышел из пустыньки и направился в Дорофееву пустынь. На обратном пути он снова зашел к преподобному, который в это время беседовал с оставшейся свитою владыки и пророчески предсказал о будущей деятельности будущего митрополита. Когда владыка приблизился, о. Серафим подошел к нему, взял за руку и благоговейно обратился к нему с вопросом:

      – Вот, батюшка, богомольцы приходят ко мне, убогому Серафиму, и просят меня дать им что-нибудь в благословение; я даю им сухариков черного или белого хлеба, и по ложке красного вина церковного: можно ли мне это делать?

      Неизвестно, почему именно об этом спросил преподобный. Вероятно, архиерею наговорили на него, что он чуть ли не «причащает» в пустыньке. А преподобный, предвидев это, и решил успокоить своего владыку будто бы недоуменным вопросом.

      – Можно, можно, – сразу ответил епископ, как будто уже подготовил заранее решение, – но только в раздельном виде. А то простолюдины, как слышал я, думают по простоте своей и между другими разглашают, будто ты причащаешь их Святых Тайн. А и того лучше, – прибавил он, – вина вовсе не давать, давать же только сухарики.

      – Хорошо, батюшка: я так и буду поступать.

      После этого владыка стал прощаться с ним. Получив благословение, преподобный снова поклонился ему в ноги и так остался. Напрасно владыка просил его встать и даже поднимал его с земли – он так и продолжал стоять на коленях. И когда владыка удалялся, он все ему кланялся, и кланялся до тех пор, пока тот не скрылся из виду.

      Рядом с кельей о. Серафима жил монах Павел. Он иногда прислуживал преподобному вместо келейника. Порой он говорил о. Серафиму, что в отсутствие его от зажженных свечей может произойти пожар. На это прозорливец отвечал: «Пока я жив, пожара не будет; а когда умру, кончина моя откроется пожаром».

      В день Рождества Христова, после литургии, о. Серафим направился к игумену монастыря, о. Нифонту, и стал с ним прямо говорить о своей кончине. При этом просил его положить в приготовленный им свой гроб. Говорил и о братии; просил за некоторых из иноков, особенно за младших. И «простился» с ним в последний раз.

      Возвратившись в келью свою, он одному монаху, Иакову, вручил маленький финифтяный образок явления Божией Матери преподобному Сергию. При этом сказал: «Сей образ наденьте на меня, когда я умру, и с ним положите меня в могилу, – сей образ прислан мне честным архимандритом Антонием, наместником Лавры, от мощей преподобного Сергия».

      1-го января 1833 года, в день воскресный, о. Серафим пришел в последний раз в больничную церковь во имя святых Зосимы и Савватия. Но вел себя, на сей раз, не совсем обычно: поставил ко всем иконам свечи и приложился к ним, чего прежде не делал. Потом причастился, по обычаю, Святых Христовых Таин. По окончании же литургии, он простился