Жертва тайги. Алексей Макеев

прокуролесили. Правда, на костылях-то не больно покочевряжишься. Ну и лепит он мне, видел, мол, на заутрене в тайге такую тварь чумовую. Вроде собаки, только с большущими крыльями на манер белки-летяги. Никаких рук показать не хватит. Да еще вонючая – мрак! Так, говорит, полетала над башкой, зубьями пощелкала и свалила в чащу. Я над ним тогда поржал до слез. Ты, говорю, точно со спирта бодяжного уже горячку поймал. А он – нет. Уперся, и ни в какую. Видел, мол, да и все тут. Рожа при этом серьезная, хоть ты его режь. Я ему тогда, конечно, не поверил. А видишь, зря! Будь она неладна, эта тварь!.. Запропал Витек. Как корова языком слизнула. Месяц нет, второй пошел. Только в начале марта его дед Каюнзига нашел. На высоченном дереве кулем болтался. В развилке. Почти что у самой макушки. Потому мыши до него и не добрались. Только вороны подолбили да колонки малость обожрали. А так – целый. Белый весь, прямо как снулая рыбина. А на горляке два неслабых пробоя. Как от широкого доброго ножа-голяка. Ну, менты, само собой, с неделю в селе лютовали. И мне волчары эти пытались подлянку поднести, предъяву сделать. Да ничего у них из этого не вышло. Не с моей гипсовой культяпкой по сопкам-то бегать. До бровей водяры попили, на том это дело и бросили. В общем, полный облом у них вышел. Никаких следов не нашли. Да и какие следы-то могут быть через, считай, два месяца?.. Потом уже поползла по поселку такая замута, что вроде не все там чисто – это с Витьком-то. Мол, когда его в морге-то пластали, оказалось, что юшки в нем – ни единой капли. Как будто кто его еще живого в один момент до самого донышка высосал. Понял или нет?

      – Да уж…

      – Вот так-то. Я потом еще деда Каюнзигу долго о том пытал. Насилу из него вытащил, что не впервой такое приключается. Они у себя в общине не одного такого же потрепанного и бескровного охотника потихонечку спалили. Так, чтобы никто чужой про эту гадость не прознал. Проболтался мне дед, что, мол, он, этот, значит, летун гребаный, с самой Буни приперся. Буня – это у них, у инородцев, страна такая по сказкам есть. Там души мертвяков живут. Так скот с крыльями оттуда и пробился. Жрет их за какие-то там грешки ихние или, может, и чужие. Хрен их, сыроедов, поймешь. Вслух его по имени ни в жизнь называть нельзя. Ты понял?.. А то он сразу же нарисуется. Деться от него некуда. Все равно найдет, зараза, и выцепит. Выберет время, когда один будешь да в темноте. Все одно кончит.

      – Да-а… Дичь, конечно, полная, – протянул Антон с каменным лицом, из последних сил сдерживаясь, стараясь не прыснуть от смеха.

      Уж больно неправдоподобна была история, рассказанная Чеботарем.

      «Прямо чупакабра какая-то получается! Но потешаться над ним ни в коем случае нельзя. Вмиг озвереет. Мы такое уже проходили. Он же, бугаина, все это на полном серьезе выдал. Невозможно же так лицедействовать. Ни за что не получится».

      – Вижу, ты, паря, мне совсем не веришь. По глазам ясно.

      – Да почему же? – поспешил оправдаться Антон. – Охотно верю. Только, понимаешь, уж слишком много всякой мутной шняги здесь накручено. Может, все гораздо проще? Да, действительно, какой-то натуральный мутант. У нас же здесь, в Приморье, куча всяких патогенных