Дерево уккал. Павел Вадимович Волков

прибыли из Италии вместе с бежавшей из захваченного турками Константинополя принцессой Софьей Палеолог.

      Орел-городок, к воротам которого подъехал незнакомец, походил на острог, срубленные тридцатисаженные стены которого были покрыты глиной и камнем. На глухих башнях, возвышавшихся по бокам города, виднелись жерла пушек, изготовленных здесь же, на строгановском литейном дворе. Ворота слободы оказались еще открыты, однако в них, с пищалями наперевес, маячили двое здоровенных детинушек отнюдь не дружелюбного вида.

      – Эй, лихо тебя на ночь глядя несет! А ну, говори, кто такой?!

      – Из Москвы, – процедил сквозь зубы грек. – Веди к атаману. Дело есть.

      Его негромкий голос прозвучал столь властно и уверенно, что один из холопов, скривив недовольную физиономию, буркнул:

      – Все в кабаке. Победу над Алеем празднуют. Сам найдешь, а вздумаешь буянить…

      Путешественник не дослушал и направил коня мимо незадачливой охраны вглубь городка. До центра, где возвышалась церковь с колокольней и стояли купеческие хоромы с различными хозяйственными постройками, он не доехал, остановившись у низкой избы, откуда доносился шум, хохот и звон кружек. Грек спешился и толкнул дверь. В лицо пахнуло теплом, запахом жареного мяса и водочным перегаром. На секунду сморщившись от резкого перепада – на улице благоухало степное разнотравье, он сделал шаг вперед и осмотрелся. Все скамьи были заполнены разношерстной гудящей толпой. В центре, чернобородый и кудрявый, восседал могучий плосколицый казак на вид лет сорока пяти. Такие крепкие мужики рождались лишь в суровом Поморье, на холодной Двине. Он тяжело взирал из-под нависших бровей и казался в этом пьяном вертепе настолько же неуместным, насколько неуместен ксендз в Успенском соборе. Именно к нему и направился грек.

      – Будь здоров, атаман! – воскликнул он так громко, как только мог.

      – И ты будь здоров, мил человек, – слегка подавшись вперед, молвил тот.

      В кабаке воцарилась тишина.

      – Что ж вы, и за стол странника с дороги не пустите?

      – А ты кто таков будешь? – послышалось из-за дальнего края стола.

      – Аль мы нехристи какие! – отрезал атаман. – Садись, ешь-пей, победу нашу празднуй да какое дело у тебя к нам сказывай.

      Путник отстегнул саблю, переступил через лавку и сел. Сумка на перевязи слегка мешала, потому он снял ее и поставил в ноги. Откусив изрядный кусок мяса, но, не притронувшись к предложенному крепкому питию, незнакомец начал.

      – Звать меня Григорием Никифоровым. Сотник в полку воеводы Хворостинина, слыхали о таком, небось? А прибыл к тебе, атаман, и к вам, уважаемое товарищество, из Москвы с бумагой от царя и вижу, очень вовремя.

      Глаза отдельных субъектов за столом нервно забегали, пошел шепоток. Но Ермак, а это был именно он, сохранял каменное спокойствие.

      – Славного воеводу Дмитрия Ивановича знаем, – глотнув из чарки, кивнул атаман, – под Оршей