Доктор Постников. Владимир Яковлевич Сназин

силком заставили учиться? – изумился он.

      – Почему силком? – в свою очередь удивился Петр. – Нет! Я сам попросился, я давно хотел изучать медицину. Да и тятенька мне посоветовал идти в лекарскую школу, чтобы стать доктором.

      – Кем ты сказал стать – доктором?! – вытаращив на Петра глаза, сказал рыжий стрелец. Остальные с не меньшим изумлением посмотрели на Петра.

      Слово «доктор» в то время применялось исключительно к иноземным специалистам и означало высшую ступень в медицинской иерархии.

      – А где, скажи на милость, у нас учат на доктора? – с некоторой издевкой поинтересовался рыжий здоровяк. – Уж не у этого ли жидовина, который перед нашим носом целый год махал свиной костью, говоря, что это кость отрубленной ноги вора Стеньки Разина…

      – У нас на доктора нигде не учат, – произнес с видом большого знатока до того сидевший молча юный попик Кирилл. – На доктора учат только в Европе.

      Все повернулись к нему.

      – Там для этого есть университеты и профессора, которые и обучают школяров разным наукам – юридическим, богословским и лекарским, – сказал Кирилл как человек, знающий, о чем говорит. Несмотря на юный возраст Кирилла ему верили и не сомневались в его осведомленности.

      – В Европе! – с придыханием произнес один из стрельцов, и в его голосе почувствовалось неподдельное удивление.

      – А как се папатают в энту Эвропу, стопы на тохтура утица, – прошепелявил, как будто жевал кашу, хилый, лет тринадцати, а может и меньше, совсем еще мелкий паренек. Это был, видимо, стрелецкий сын, у которого передние верхние и нижние зубы отсутствовали, отчего понять его было совсем трудно.

      – Это еще кто тут в Европу захотел? – насмешливо проговорил рыжий и, подойдя к юнцу, посмотрел на него в упор, как бы показывая тем самым, что он его едва видит. – Ты кто таков?

      – Я Никитка Лыков, сын стрельца Артамона, – съежившись под злым взглядом рыжего, ответил мальчик.

      – Гляньте-ка, братцы, на эту шепелявую козявку, в Эвропу захотел – на дохтура «утица»! – передразнивая паренька, сказал стрелец. – Ты сам-то себя слышал, таракан безусый, что ты произнес? Куды тебе шепелявому в Европу, в Европе и своих беззубых хватает, зачем им еще и московские? Ты лучше скажи, где зубы-то потерял, поди о мамкину титьку обломал, или бабка Марфа на полатях тебе их повыпердила? – Раздался взрыв смеха. – А ну-ка, малец, раззявь свою пасть! Но-но, еще кочевряжишься, а ну покажь, сколько у тебя зубков-то осталось? – И он, смеясь, просунул свой толстый палец в рот мальчишки.

      Паренек от неожиданности замотал головой и стал смешно со свистом отплевываться. Чем опять вызвал дружный смех стрельцов. Затем, вывернувшись, он закрыл рот руками и покраснел, на глаза у него навернулись слезы.

      – Гляньте-ка на него, нежный какой, покраснел, как боярыня на выданье.

      – «Утица на дохтура хочу», – передразнив еще раз мальчика, хмыкнул стрелец. – Ты хирургические инструменты и те волоком тащишь к доктору, вша ты не причесанная. – И стрелец ткнул пацана пальцем