Корделаки. Инга Кондратьева

и исподтишка рассматривал соискательниц.

      Были хорошенькие, были дурнушки и красавицы, но только две из пришедших сегодня гостий вызвали его неподдельный интерес. Первая была совсем молодая барышня, почти дитя, с белёсыми шелковистыми волосами, уложенными нынче во взрослую прическу, которая вовсе не шла ей. Тонкая прозрачная кожа её была такой белизны, что на ум сразу же приходили предания да сказания, которые в детстве перед сном ему частенько нашёптывала кормилица. То ли напомнила ему эта девица байку о поляхе-берегине, что вся в белом выйдет вдруг из зарослей спелой пшеницы навстречу грибникам да прохожим и будет умолять их уйти скорей не оглядываясь, потому что здесь играется свадьба. А оглянешься – раздастся топот, заблещут огненные шары среди колосьев, поднимется откуда ни возьмись ветер-ветрило да унесёт тебя за сто вёрст. То ли удивила она Илью Казимировича сходством своим с русалкой, что только что окончила песню, заманив на дно зазевавшегося парня. Что-то болезненно-надломленное было в этой барышне, будто положил на неё глаз упырь-кровопийца да покамест передумал.

      Вторая дама была полной ей противоположностью – пышна, румяна и в совершенстве подходила на зримую роль доказательства сторонников теории витализма[4]. Цвет волос она имела пепельного оттенка, а глаза – то ли синие, то ли серые и с каким-то фиалковым отблеском. И, хотя никаких ярких красок в её портрете обнаружить было нельзя, все полутона были настолько гармоничны между собой, что давали ощущение свежести и природной подлинности. Жизненные силы почти ощутимым образом наполняли всё её существо, и непонятно было, что делает здесь эта роза среди увядших букетов и пыльных бумажных цветов. Илья Казимирович подсмотрел, кто из мужчин подходит к ней время от времени, и в два слова познакомился с сопровождающим её пожилым господином. Они выкурили по трубке, и граф уже знал про вдову всё. Здесь она оказалась по банальной причине: вскоре, как миновал сороковой день после кончины мужа, она потеряла своё обручальное кольцо и мучилась этим неимоверно. Илье Казимировичу стало почему-то приятно, что цель общения с покойным не была меркантильной или вызвана тоской. Он сошёлся с Куницыным ближе, был представлен вдове, перемолвился с нею парой фраз и уже к концу вечера получил открытое предложение навещать их имение при любой оказии.

* * *

      Задержавшись в тот вечер чуть дольше остальных гостей, выражавших лично Туреевой свои восторги, Илья Казимирович дождался внимания хозяйки салона и после обязательных комплиментов спросил у неё про бледную барышню.

      – Корделаки, вы неисправимы! – засмеялась хозяйка салона. – Хотите, я угадаю ещё и пару к вашему интересу? Это только что отбывшая госпожа Куницына, которая не вытянула жребия и не попала на сеанс. Ведь я права?

      – Вы известная сибилла[5] и знаток душ, дорогая! Я обязательно спрошу у вас удивлённо и восторженно: «Как? Как вам это удаётся?», но сначала утолите мой первый интерес. Потому что бледная барышня

4

Витализм (от лат. vitalis – «жизненный») – учение о наличии в живых организмах нематериальной сверхъестественной силы, управляющей жизненными явлениями – «жизненной силы» (латин. vis vitalis) («души», «энтелехии», «археи» и проч.).

5

Сибиллы (сивиллы) – в греческой мифологии пророчицы и прорицательницы, предрекавшие будущее.