Французский дворянин. Джон Уаймен

смотрел на них; наконец король первый заговорил:

      – Мы не ошиблись, Морнэ, нет? – сказал он, взглянув на меня смеющимися глазами.

      – Нет, сир. Это – сьер де Марсак, тот самый дворянин, о котором я говорил вам.

      Смущенный, удивленный, извиняясь как мог, я поспешил выразить королю свое почтение. Он прервал меня и милостиво спросил:

      – Из Марсака в Бретани, если не ошибаюсь, сударь?

      – Он самый, сир.

      – Вы, значит, принадлежите к роду де Бонов?

      – Я последний отпрыск этого рода, сир, – почтительно ответил я.

      – Члены этого рода исполнили свою задачу, – ответил он, садясь на стул с изяществом, которое очаровало меня. – Ваш девиз «С нами Бог!», не правда ли? А Марсак, если мне не изменяет память, лежит недалеко от Ренна[63], на Вилене?

      Я ответил утвердительно и от полноты сердца прибавил, что мне очень тяжело принимать такого высокопоставленного принца в столь бедном помещении.

      – Да, признаюсь, де Марсак, – вставил Морнэ, беззаботно оглядываясь кругом, – вы обнаруживаете довольно странный вкус в расстановке мебели. Вы…

      – Морнэ! – резко оборвал его король.

      – Сир!..

      – Осторожно! Вы толкнули локтем свечу. Берегитесь!

      Но я хорошо понял его. Сердце мое преисполнилось чувства благодарности. Бедность не так позорна сама по себе, как в силу тех уловок, к которым она заставляет прибегать людей. Так, я считаю бесспорным долгом всякого дворянина скрывать свою бедность от назойливых глаз, особенно от глаз черни, которая привыкла судить по внешности. Оттого-то, стараясь придать моей комнате наилучший вид, я был принужден, за несколько дней до того, переставить всю оставшуюся у меня мебель и оружие в тот угол, который виден был с лестницы при открытых дверях. Вследствие этого вторая половина ее оставалась совершенно пустой. Войдя в комнату, нельзя было не заметить этой уловки, и я должен сознаться, что слова Морнэ заставили меня покраснеть до ушей. Однако минуту спустя я уже радовался тому, что он произнес их: иначе я, быть может, никогда не узнал бы, или не узнал бы так скоро, всю доброту сердца и необыкновенную быстроту соображения, свойственную королю, моему господину. Так начал я его называть в душе с этой минуты.

      Королю Наваррскому было в то время 35 лет. Волосы у него были черные, цвет лица румяный, в усах, по крайней мере с одной стороны, уже пробивалась седина. От природы суровые и повелительные черты лица смягчались неизменным выражением веселости и одушевления, которого мне не приходилось встречать ни у кого другого и которое у него становилось особенно заметным в трудные минуты. Приученный к опасностям с ранней молодости, он научился смотреть на них, как на праздник, и встречал их приближение с беспечной веселостью, которая удивляла даже храбрецов и создала ему славу крайне неблагоразумного человека. Но он был совсем не такой. Ни один маршал Франции не готовился к бою более тщательно, хотя в пылу сражения он

63

Ренн (Rennes) – главный город департамента Иль-и-Вилена и всей Бретани, при впадении Или в Вилену. Вилена (Vilaine) берет начало в департаменте Майене и впадает в Атлантический океан. Эта река судоходна ва всем протяжении от Ренна до океана. В Ренне до 60.000 жителей. Он полон исторических воспоминаний, как средоточие важной провинции и местопребывание могучих герцогов, подчинившихся королю Франции лишь в 1532 г. В нем видим аббатство XI в., остатки укреплений XIV в., статую коннетабля Дюгеклена, Дворец правосудия XVII в., где помещался бретонский парламент, музей древностей и т. п. Ренн служит также одним из очагов просвещения во Франции. В нем значительный университет, хорошая библиотека и типографии.