Забота о себе. История и современность. Г. В. Иванченко

к истинному Богу. Интерпретацию для других, таких же страждущих. На первый взгляд, при чтении «Исповеди» возникает ощущение, что главный собеседник Августина – Бог, перед которым он кается и анализирует всю свою прежнюю жизнь, во многом греховную и отброшенную теперь прочь. Однако разговор этот происходит в присутствии аудитории. Это своего рода публичная исповедь, и ее адресат – земной и смертный человек, сталкивающийся с проблемами, аналогичными августиновым. Впервые в столь четкой форме в письменной культуре выражен феномен исповеди, подобной публичным исповедям, принятым в раннехристианской церкви. Исповедь стала из-за своей публичности средством понимания людьми многих общих проблем через понимание ими индивидуального опыта Августина. Такой механизм понимания общего через индивидуальное важен как современникам, так и историкам.

      Августин создал возможность проникнуть в его эмоциональную жизнь. Погрузиться в нее было необычайно важно как для самого Августина, так и для его аудитории и для автобиографов других веков. Через описание Августин осуществлял самоизлечение, испытывая катарсис при вспоминании, переоценке, реинтерпретации личностных драм. Ушедшая в прошлое личная история выступила средством нахождения смысла для настоящего, средством приобретения чувства осмысленности того, к чему Августин пришел и во что он глубоко верил. Автобиография стала терапией в осмыслении реальности, в которую помещен пишущий, а также средством самосовершенствования. Августин призывает Бога еще раз заглянуть в его душу: «Тесен дом души моей, чтобы Тебе войти туда: расширь его. Он обваливается, обнови его. Есть в нем, чем оскорбиться взору Твоему: сознаюсь, знаю, но кто приберет его?» (Исповедь, 1.5.6)35.

      В трактате «О порядке» Августин подводит своих собеседников к представлению о «божественном законе», диктующем совершенный образ жизни – законе, который «как бы воспроизводится в душах мудрых, дабы они могли знать, что живут тем лучше и возвышеннее, чем совершеннее созерцают этот закон в мысли и чем прилежнее исполняют его в жизни»36. Преданные этому закону должны жить, «воздерживаясь от любовных похождений, от приманок чрева и горла, от нескромного украшения и убранства тела, от пустых занятий играми, от сна и лености, от тщеславия, зависти и ненависти, от честолюбия и властолюбия. Любовь к деньгам пусть считают вернейшей отравой всякой надежды. Пусть не делают ничего вяло, но и ничего – рьяно. К ошибкам ближних пусть не питают никакого гнева, или же обуздывают его так, чтобы казалось, будто его и нет. Пусть не питают ненависти ни к кому. Ни одного порока пусть не оставляют без внимания»37. Августин специально акцентирует как онтологичность правильного образа жизни, его существование независимо от человека, культуры, общества, так и очевидность и единственность правил, обеспечивающих достойное существование.

* * *

      Понятие «заботы о себе», лежавшее в основе философского умонастроения и практической подготовки к жизни в классической

35

Августин Аврелий. Исповедь // Августин Аврелий. Исповедь; Абеляр П. История моих бедствий. М.: Республика, 1992.

36

Августин Аврелий. О порядке // Августин Аврелий. Энхиридион, или О вере, надежде и любви. Киев: УЦИМ-ПРЕСС, 1996. С. 137.

37

Августин Аврелий. О порядке. С. 137.