Удар «Молнии». Сергей Алексеев

подкрепим версию сообщением в газетах, потом похороны…

      – Предлагаешь ждать мне до похорон? Коля, я ведь отец!.. А есть еще мать! Можешь представить ее состояние? Тут еще похороны… Все равно действует на нервы! Я сижу взаперти, без документов. Где мои документы?

      – Руководство против новой фамилии. Слишком звучная, заметная, привлечет внимание…

      – Но это моя настоящая фамилия! Что значит против?!

      Сыч что-то недоговаривал, что-то хотел спустить на тормозах, выполняя роль буфера между генералом и директором ФСК. Сейчас он не хотел ссоры между ними, а точнее, углубления неприязненных отношений, которые возникли еще до октября девяносто третьего. Сыч прекрасно знал отношение деда Мазая к дилетантам, к жлобствующим, надувающим щеки «верным ленинцам», которые вообще не смыслили в том деле, которым руководили. Генерал допускал, что управлять государством в процессе его реформирования может и кухарка, поскольку никто так основательно не в силах разрушить государственное устройство, кроме нее. Однако управлять безопасностью государства в любой период должны только профессионалы, ибо эту самую безопасность все время приходится строить, а не разрушать. Когда речь касалась современной политики в России, генерал становился откровенным циником, что и привело к разногласиям его с директором ФСК еще до расстрела парламента. «Членов Политбюро» уже не хватало, чтобы заткнуть все дыры на ключевых постах, в ход пошли недоучки всех мастей, «верные ленинцы» – революционно настроенные кухарки, попавшие из коммунальных кухонь во дворцовые. Поэтому генерал открыто посоветовал директору распустить профессионалов из ФСК и набрать революционных матросов, которые выполнят любую его команду. После «танковой демократии» директор и последовал его совету: «Молнию» погасили, а «Вымпел» передали в ведение набирающей силу другой кухарке, управляющей МВД, прекрасно зная, что профессионалы не станут служить ей и разойдутся сами.

      Теперь, ко всему прочему, получалось, что, возвращая свою настоящую фамилию, генерал уязвил «верного ленинца» еще раз. Оказывается, бывший командир элитарного, «избалованного» вниманием спецподразделения не какой-то мужик Дрыгин, а князь Барклай-де-Толли, о героических предках которого он слышал еще в школе.

      Сыч давно уже не служил в спецподразделениях, отвык от элитарности и привык к аппаратной дипломатии, поэтому старался сгладить резкие противоречия отставного генерала с руководством. И делал это не из каких-то меркантильных соображений, а по своей убежденности, в чем-то противоположной, чем у деда Мазая. Сыч полагал, что высший смысл профессионализма у оперативника – это пережить смутный период, научить, а если невозможно – «перековать», переубедить, заставить «брандмайора» работать на государственную безопасность. В прошлом директор ФСК был пожарником…

      – Не горячись, Сергей Федорович, – стал срезать углы Сыч. – Фамилия в самом деле звучная, у всех на слуху. А тебе сейчас лучше быть незаметным, невзрачным, что ли… Потом можно еще раз…

      – Еще