Беглецы из ниоткуда. Владимир Михайлов

или же играли в государство, или в науку. Теперь вот уже – наконец-то дошло до него – целых два государства существовали в пределах «Кита»: каждое с мушиный следок величиной. Он узнал об этом случайно – в очередной раз проходя коридором туристического модуля, когда работал с оборудованием тамошнего запасного выхода. Еще тогда ему пришло в голову и то, что заодно следовало бы проверить все корабельные сети – компьютерную и внутренней связи. По корабельному расписанию это входило в обязанности штурмана; однако инженер давно понял, что на Лугового рассчитывать всерьез не приходится: жена его занималась какими-то божественными проблемами, а штурман находился у нее на подхвате. Так что все, имевшее отношение к связи, инженер собирался тоже принять на себя, – но не сейчас, конечно, а после того, как приведет в порядок всю собственно инженерную систему.

      Ему, откровенно говоря, наплевать было на то – сколько там государств, чем их жители занимаются и каким образом молятся. Бог все равно был один для всех, а здесь, на корабле, все зависело не от кого иного, как от инженера Рудика: повыключает он один, другой, третий аппарат, вырубит синтезатор – и кончатся все их игры вместе с ними самими. Нет, Рудик, понятное дело, ничего подобного делать не собирался; однако знал, что на деле этот мирок целиком и полностью находится в его руках.

      Однако никто другой (в этом-то и была обида!) о таких материях и не задумывался. Все вели себя так, словно никакого инженера Рудика на свете не существовало. Якобы все происходило само собой. А инженер являлся просто деталью механизма – за номером триста шесть тысяч девятьсот двадцать два по корабельной номенклатуре.

      А ведь он мог – захоти только – выдвинуть свою кандидатуру в Судьи. И, как миленькие, избрали бы – стоило только растолковать, что это он здесь на самом деле главный. Но он не хотел. Потому что быть Судьей тут, где судить некого и не за что, мог всякий. А вот содержать корабль в порядке, все триста с лишним тысяч деталей, под силу только ему.

      Не то чтобы ему нужны были какие-то почести и все такое прочее. Чихать он на такое хотел. Но все же. Все же!

      Вот, например: семнадцать дней рождения прошло у Рудика за время бултыхания в пространстве. Из них первый отметили более или менее традиционно: втроем, всем экипажем. Потом еще два раза поздравлял Устюг – первый раз посидели вдвоем, во второй он просто позвонил. А дальше – все окончательно забыли.

      Навряд ли ему так уж не хватало общества. Рудик и по характеру был одиночкой. Но уважение ему полагалось. А раз так – вынь да положь. Никто, однако же, не спешил.

      Всем, выходит, было до него – как до лампочки.

      А коли так – то и ему до них то же самое.

      Вот он и не спешил сейчас – выпрыгнуть из постели, вспоминать, записывать, напрягать мозг – выяснять, что же он может на самом деле сделать, чтобы выручить всех тех, кого – как вдруг понял он с удивлением – он давно уже не уважал, пусть и бессознательно.

      И потому еще, может, он не спешил откинуть одеяло, что именно сегодня был – уже