Гарин. Вадим Васильевич Лёвин

го тысячелетия в России о пытках разве что ленивый не говорил. Так уж получилось, так уж сложи- лось, что на протяжении столетий одни русские люди пы- тают и казнят миллионами других русских людей. И кто, скажите, в этом виноват? Коль не сами русские люди в этом виноваты! Нация, имею я в виду. Нация ко всему покорных и подобострастных обывателей, живущих на про- тяжении веков инстинктами. Инстинктами выживания, инстинктами, я бы сказал, самосохранения…

      Вадим Лёвин

      Шёл одна тысяча девятьсот девяносто шестой год. Был конец мая. Погода в эту субботу на улице была прелестной и по ощуще- нию летней. О чём в первую очередь свидетельствовали ласковые солнечные лучики, успевшие прогреть к полудню воздух не менее чем до двадцати градусов тепла. Ничто не напоминало в тот день об ускользающей весне, всё говорило тогда в пользу лета. Жители города забыли в этот выходной день о повседневных заботах и хло- потах, забыли про слякоть, которая так свойственна марту и апрелю, и жили предчувствием пляжного сезона и поры летних отпусков в жаркое лето. Пребывая при этом в большинстве своём в благост- ном, мечтательном настроении. Каждый мечтал о своём. У каждого были свои планы как на предстоящий день, так и на предстоящий летний сезон. Никто не думал о плохом, предвкушая очередную поездку к морю или же ту или иную туристическую поездку в те или иные заморские края.

      На улицах города было пустынно, как это обычно и бывает в полдень выходного дня. Повсюду чирикали птички, во дворах на детских площадках резвились детишки, а их мамочки или же па- почки, а то и дедушки с бабушками с радостью в душе наблюдали за тем, как их детки озорничают и кружат бесконечные хороводы, перебегая от качелей к песочнице, от песочницы к горочке и наоборот. Благодушное настроение царило везде и во всём, под-

      Гарин

      тверждением чему были застывшие улыбки на лицах большинства горожан. Без всяких сомнений можно утверждать, что многомил- лионный город в этот несуетный день был благожелателен к пода- вляющему большинству своих обитателей.

      А в это самое время в одном из зданий, в одной из городских пятиэтажек, обнесённой по всему периметру металлической огра- дой, на улице имени маршала Рыбалко, в тогдашнем здании РУБОП, в стороне от людских глаз, в одном из многочисленных кабинетов, лежал на полу с застёгнутыми за спиной наручниками один из жителей мегаполиса, песчинка, невидимая из толпы горо- жан, мужчина, на вид которому было тридцать – тридцать пять лет. Мужчина с опаской, с самым плохим предчувствием поглядывал в сторону входной двери. Девяностокилограммовый предприни- матель Платон Гарин, точно мешок с дерьмом, валялся посреди кабинета на полу, посматривал на дверь, застыв в ожидании того, когда же его мучители вновь войдут в кабинет и примутся за старое. Продолжат над ним изуверствовать. Полтора часа назад его первый раз ударили в грудь ногой, после чего он пошатнулся, не удержался на ногах и упал. Сразу же попытался встать на колени, но тут же получил ещё один, повторный удар ногой в область груди, после чего с пола уже не пытался вставать, но лишь, стиснув зубы, молчал и терпел, стараясь при этом не издавать ни единого звука. Но не всегда, надо признать, это у него получалось. Иногда он всё же мычал и стонал от нестерпимой боли. Но рот при этом держал на замке, искусав свои губы в кровь. Как ему до сих пор удавалось терпеть истязания, знал скорее всего только Создатель. Ведь пытали его на протяжении вот уже почти полутора часов не по-детски. Средневековым, садистским образом пытали. Делали это, пооче- редно сменяя друг друга, шесть человек, по двое, в три, так сказать, смены. Кто что тогда вытворял из них с телом Гарина, что называ- ется, кто во что горазд. Задавая при этом Платону один и только один вопрос: «Где быки?»

      На одной из стен прямо под потолком, на металлической пере- кладине, висели те подручные средства, к которым они прибегали, если не били Гарина ногами. Особые страдания Платону, после которых он, собственно, мычал и кусал губы в кровь, доставляло то, когда к его ушам прикладывали деревянные колодки и пропу- скали через них разряд тока. Астматику Гарину также становилось несколько не по себе и после того, как на его голову дважды наде- вали противогаз и перегибали после этого шланг. Так что к этому моменту Гарин только и мечтал в душе о том, чтобы в этот свой очередной заход в кабинет мучители только лишь били его ногами,

      Вадим Васильевич Лёвин

      пусть даже и с мыска и куда угодно, но только не по яйцам. Изму- ченный и истерзанный побоями Гарин смотрел, как загнанный зверь, в сторону двери и вспоминал брата и маму. Перед его глазами вставали, мелькали отдельными эпизодами событий как похороны брата Валерия, так и глаза, а также и слёзы, и рыдания матери до, после и во время тех самых похорон. Гарин смотрел в сторону двери и на самом деле думал о том, что же станет с его мамой, если и с ним произойдёт то же самое, что случилось двумя годами ранее с его братом Валерием, июлем месяцем, в то самое время, когда Пла- тон после очередного отпуска возвратился с семьёй из Парижа