ЯТАМБЫЛ. Владимир Шибаев

Обеззаразишь их всех, душу всю выложишь, подаришь здоровье и потомство, а они все нарушают и нарушают ПДК.»

      А ниже красным, но мягко:

      «Списать за рассыпанием последних шкафов методом дезактивации самосожжением. Чистишь их всех, от заразы хоронишь, сердце свое трепетное натужаешь, а они – раз, и опять нестерильные, а то уходят, не сказав и последнее бон мерси. Доктор Трефоманов.»

      Дальше гляжу – лежит наконец передом брехней заляпанный листок, извиняюсь невинно – четвертушка по виду для сортира изнутри. Но медицина! Это я не берусь, потому основательно не подколот. Кто их разберет, каляк этих в белом халате с ихней латынью. Вот что они изобразили:

      «Направление на эпидемобработку.»

      Комплект: 1.Чемодан новый кожаный с секретным замком.

      (тут сразу наглая приписка после этого главного сан. Трефоманова для себя – «Подарить на именины сердца предрайисполкома. Не забыть кому! Sic!»)

      2. Зубная щетка, полотенце небольшое махра и тюбик пасты. «Хнойная».

      (опять нестерпимая приписка этого же: Отдать старшему санитару. Пусть чаще пасть обрабатывает от воздуха.)

      3. Комплект односторонне испорченных листков.

      (об этой непроветреной куче гляди глазницами пониже)

      4. Носитель.

      Прогнозируемая зараза:

      Синдром суицидальной часотки.

      Исполнено: прапорщик, д.м.н. Кефалиди Ап. Ле.

      Все. И еще глупая снизу, как шляпка сморчка, приписка, откуда тут очутилась, черт не разберет:? 17-го.

      Какого года? Какого месяца, октября? Почему вопрос, а не ответ – эти горе словесные извертенцы сами не перят. Тьфу, иероглиф патлатый!

      Тут еще несколько испорчено дальше листов сплошной заразы.

      Конечно, опять влез в свое «медицинское заключение» ихний (ох, попадет!) Трефоманов, где про излишнюю лишайность медсостава и бедственную неотремонтированность уборного покоя санэпидемки, а то про отрыжку необеспеченного гигиеной персонала, про что все наши, запрягнув недюжинно мозги, возразили:

      – Хоть бы эти пни попонятнее свои диагнозы выращивали, – настругал лесовод.

      – Медицина – эта та же катаклизма, – снял остатки складской.

      – Наших только тронь, а то хлынет вонь, – возмутился что-ли своими же старший санитар.

      По этому резону я всю медицину отпущу, а после аккурат прям переведу вам на чертежный язык следующую дальше по порядку листов переписку куда уж серьезных должностных лиц, или скорее ихних рук. Это, к сожалениям и стонам уважающего белую бумагу меня, запачканный с двух сторон рапорт. С оборота суровая роспись нашего раймилицейского начальства. Слов всего сорок шесть, но тридцать я изображать не стану – нельзя, а вдруг кто из детей и внуков не вырастет и в руки схватит, нахватавшись от училок буквиц, – а остальные такие:

      «Участковому санэпидемстанции Кудыбкину. Еще… харя… по мути… отвлекать руксостав от домина… будешь отправлю на помойную службу… хлебать… Морозищев…»

      Надпись