ЯТАМБЫЛ. Владимир Шибаев

неожиданно спокойно заметил перевозбужденный тип, – какие, позвольте спросить, танцы? Па-де-баян? И для чего? Свидетельствовать суету болванов, почтить присутствием вечерний праздник мазохистов?

      – Товарищ, – окликнул костлявого Гусев. – Вам бы сейчас пивка кружку. И на боковую, забыться вдвоем с легким сном.

      Неизвестный вяло направил свои почти стеклянные глаза-окуляры Петру в лицо, хотел скривить улыбку, но, видно, не смог и вдруг отчетливо и сухо спросил:

      – Воду давно не фильтруете? – и еще неприятнее вперился, разглядывая. – Сыпь сероватая на животе часто бывает?

      – Бывает, – неожиданно выпрыгнуло у Петра. – У кого?

      – У дочки?

      – А тебе то что за дело! – почти обозлился уже Гусев. – Небось некоторые – профессора, и те мало с вопросами лезут. – Непонятным лишь оказалось, как костлявый угадал про сыпь.

      – Как зовут профессора то?

      – Ну, Митрофанов.

      – Знаю, – задумчиво произнес собеседник. – Опытный, практик. Когда читает, какие чаще проглатывает, гласные или согласные? Когда описается, пока только плачет, или чешется?

      Гусев скрючился и не стал отвечать новоявленному доктору. Откуда их всех черти приносят. Этот знахарь, и тот специалист, а проку – чуть.

      – Надо бы свежей воды все время, много, – добавил добровольный лекарь.

      – Так без подсказки поим минералкой, – тоскливо отозвался чертежник.

      – Нет ее сейчас. Вы меня не слушайте, товарищ. Я Вам не советчик, я просто прохожий, но надо ведь выздоравливать… Тройную декомпрессию обязательно. Все антибиотики и сульфамиды снять, – опять худой забылся в чепухе. – Сине-зеленую бы плесень с поздних поганок по пол кубика в растворе внутривенно. Не поможет. Рискнете ли глубокий радон с погружением?…

      Немного смолк, но продолжил:

      – Пусть Ваша девочка очень постарается, понимаете?

      – Мы то со старанием, да знаете сами, – огляделся, как бы ища новые средства, удрученный и уставший Петр.

      – Послушайте, папаша, – как то тихо уже и почти на ухо Гусеву зашелестел незнакомец. – Я надеюсь, это все опыт-шутка, временный нонсенс и нелепость. Вы должны выправиться. Похоже, отсюда в завтра всего лишь узкая тропка. Мы ее теряем. Здоровые – это реликты, у них нет шансов. Поймите, я вынужден быть строгим, даже извергом, говоря это. Надежда только на вас…

      – Где это такая она, тропка Ваша, – с ожесточением Петр отринул домогания худощавого, видно оканчивающего самолечение. – Может, покажете.

      Сосед склонил голову. Потом, разжав зубы, что то неразборчивой прошамкал.

      – Что? – невольно встрепенулся Гусев.

      – Ятамбыл, – еле слышно выдохнул человек.

      Потом он замолк, и так сидел неподвижно, подперев уши ладонями. Через минуту костлявый доверчиво склонился на плечо чертежника.

      – Эй, – позвал Гусев, – эй, ты чего? Садись ровно.

      Гусев отстранился, и тело незнакомца тихо съехало