Трое из Леса. Трилогия. Юрий Никитин

отвернулись и от нас.

      Челюсти Олега двигались все медленнее, будто жевал смолу. Таргитай лежал бездумно, вольно разметав руки. Чащи не боялся, но лучше идти, чем бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, а лучше всего лежать, закрыв глаза, а душа тем временем странствует, дерется, двигает горами, ловит беров, спасает берегинь, придумывает ответы на самые трудные вопросы…

      Над головой хрипло орали невидимые за листьями птицы. Олег часто вздрагивал, ронял ломоть, а потом долго и подозрительно осматривал его, тяжело вздыхал, очищая от крохотных соринок. Таргитай поерзал, устраиваясь поудобнее, вытащил из-за пазухи сопилку. Когда стучали в окно, он цапнул ее, спрятал. Докучала, когда перли через Лес, но берег как зеницу ока – последняя! Другие побили дед и мать, охотники, Боромир…

      Олег вскочил в страхе: Таргитай дудит прямо над ухом.

      – Перестань! Услышат звери, со всего Леса соберутся. С косточками сожрут.

      – Но я так давно не играл…

      – Я тебе не девка!

      – Я ж не только им. Себе играю. Деревьям, речке, облакам…

      Олег едва не ронял пену от великой ярости, и Таргитай с великой неохотой сунул дудочку за пазуху. Олег пугливо крутил головой, вытягивал шею, и Таргитай заставил себя подняться, вдел руки в лямки заплечного мешка.

      – Тогда пойдем, трус.

      Олег послушно поднялся, пошел след в след, едва не тыкаясь в спину Таргитая.

      – Надо идти, Таргитай. Все время.

      За Серолесьем потянулись деревья Темного Леса. Гнили и мертвечины прибавилось, воздух из сырого и затхлого стал мокрым, тяжелым, как грех. Деревья теснились враждебные, подстерегающие, а засохшие прикидывались живыми. Ждали ветерка, чтобы обрушиться на живое, придавить, переломать кости. Таргитай удивлялся, когда в совершенном безмолвии отваливался огромный сук, тяжело падал, бесшумно рассекал воздух… Никого ведь нет, в кого мертвое дерево мечет сук? Боромир объяснял, что мертвое дышит злобой на все живое, швыряет сук даже на ползущего муравья… Поэтому в кострах заповедано жечь только мертвые деревья.

      Шли как в жидком киселе, липком, забивающем дыхание. От земли поднимались ядовитые испарения. Мох стал толще, взбирался на деревья, а подземные корни вспучивали его такими буграми, что изгои опасливо обходили стороной.

      Потом мох начал прогибаться, наверх брызгала желтая болотная вода. Чавкало, хлюпало. Темно-зеленая шкура мха часто прорывалась, ноги проваливались в паутину толстых белесых корней. Корни тут же выползали на свет, мертвенно-бледные, как толстые слепые черви.

      Олег шептал заклятия, вскрикивал тонким бабьим голоском. Над головой хлопали огромные крылья, в ветвях страшными голосами кричали неведомые птицы.

      – Болото, – прошептал сзади Олег. – Обойдем?

      Таргитай сам уже раскрыл рот, собираясь предложить обойти по краю, но с таким волхвом надо делать все вопреки, чтобы не сгинуть.

      – Сдурел? Попадем в Черный Лес!

      – Да, но Болото…

      – Ты сам говорил, что надо идти через Болото! Увидел топь, поджал хвост меж задних