Ночь – мой божественный анклав. Калле Каспер

астит мое отчаянье сиянье…»

      Взрастит мое отчаянье сиянье

      Холодно-синих, без колючек, роз.

      Был баловнем богов, но воздаянья

      Тотализатор счастья не принес.

      Я жаждал справедливости, считая,

      Что доблестно сражаюсь за нее, —

      Ни в мир подлунный сказка золотая

      Не снизошла, ни в логово мое.

      Что спрашивать у зеркала: скажи,

      Чья так мерзка там и небрита рожа?..

      Всё постепенно портится во лжи —

      И абсолютным злом ты станешь тоже.

      «Злой рок меня забросил на галеры…»

      Злой рок меня забросил на галеры.

      Бурлила кровь младая в недрах жил,

      Неосторожен был, не знал я меры,

      Да и напитки чересчур любил.

      С похмелья задремал на берегу я —

      Разинут рот и в водорослях нос…

      Удар ремня – и слышу речь такую:

      «Еще один! Сгодится как матрос».

      С другими приковали кандалами

      К скамье и усадили за весло.

      Смеялись чайки вольные над нами

      Презрительно… О, было тяжело!

      Палило солнце, засыпало снегом,

      А я всё греб – судьбу не побороть.

      И каждый порт на море стал мне ведом,

      И всё упорней становилась плоть.

      Текли года. Разрушенную Трою

      Прошли, заплыв почти в небытиё.

      И зрело подозрение порою:

      А вдруг грести – призвание мое?

      «Да, в небо смотрит верхнее окно…»

      Да, в небо смотрит верхнее окно,

      А нижнее засыпано, темно.

      Не чуток к недостаткам я своим

      И не имею совести давно,

      и, скрытный, не скрываю псевдоним.

      То, что произошло, произошло,

      Но чистота – вот что всегда влекло.

      Омоет нас живительный поток —

      И сделаемся чище, чем стекло;

      Лишь окна пыли сохранят чуток.

      Сугробы души

1

      Души сугробы не спешат растаять,

      Предчувствуя – под ними не скрижаль,

      Не деньги сбереженные, не память,

      А только окровавленный кинжал.

      Мое умело скрыто преступленье,

      Мегрэ мне верит, говорит: «Oui!»

      Снять отпечатки пальцев порученье

      Лишь дал, – но пальцы были не мои.

      Растаять не хотят души сугробы,

      Не в силах их светило растопить.

      Спасет меня однажды дева гроба,

      Но и ее не в силах я любить.

2

      Где это сердце соразмерно билось,

      Теперь лишь сгусток, неживой комок.

      Убийство нынче в роскошь превратилось,

      и мало тех, кто кровь пролить бы смог.

      Чтобы в любви хоть что-то было свято,

      Стальной клинок в твою вонзил я грудь —

      И это повторить готов когда-то.

      Чтобы в любви хоть что-то было свято,

      Моею жертвой вновь и вновь пребудь.

      . . . . . . . . . . . . . . . . . .

      . . . . . . . . . . . . . . . . . .

      Два пути

      Крылу испанской мельницы при всплеске

      Безумья дать сразиться и копью, —

      Иль купол возвести, как Брунеллески,

      Отвоевав у вечности ничью.

      Клевета

      Стоим на краю обрыва,

      Как мраморная скульптура.

      Стервятники кружат живо,

      Активна их агентура.

      Где-то гиена лает,

      Змеи плетут свой план.

      Чабан слезы не скрывает —

      Вылитый Жан Вальжан.

      Но мы не должны бояться,

      Я слова «страх» и не знал!

      Пускай по спине змеятся

      Рубцы от злословящих жал.

      Мы высимся над обрывом,

      Как мраморное творенье.

      В дороге к вечным оливам

      Поможет нам дар презренья.

      Лукреция Борджиа

      Какой нам яд сегодня даст синьора?

      В меню цикута или сулема?

      Венеция, зима – столь радостно для взора!..

      О преступленье вспомните ль сама?

      . . . . . . . . .