Око Тимура. Андрей Посняков

чтоб задники сапог видны были. Сапоги-то у тебя красны, боярин?

      – Да, пожалуй…

      – Ну вот, – портной кивнул. – Теперя – опашень и ферязь. Оба – из бархата лазоревого, с серебряным узорочьем. Однорядка нужна?

      – Пожалуй, – согласился Иван. – От непогоди всякой, да и так… Только украшений поменьше.

      – Из немецкого сукна пошьем, с завязками шелковыми, – успокоил портняжка. – Пояс шить ли? Шелковый, желтый, с иззолоченьем?

      – Валяй… Хотя есть у меня татаур ременный.

      – То из кожи, а этот – шелковый.

      – Валяй, валяй… Как пошьешь, скажешь – сколько чего.

      – Ну все тогда, господине. К Благовещению Богородицы готово будет.

      – К Благовещению… – Раничев зашевелил губами. – Ага, двадцать пятое марта… через неделю. Быстро шьешь, портняга!

      – Так ведь сколь пошью, столь и заработаю. Семья-то большая, шевелиться надоть.

      – Давай шевелись. – Иван потянулся. – Забыл спросить – кличут-то тебя как?

      – А так и кличут – Онфим-портняжка. На Забытьей улице всякий знает. Прощевай, господине… К Благовещению зайду.

      С полудня пришли гости – Авраам, Лукьян, Нифонт – ближе людей у Ивана покуда и не было. Дед Ипатыч с Иванкою да Анфиской жили в Москве, друзья-скоморохи – Авдотий Клешня, Селуян да Ефим Гудок – подались заколачивать деньгу в Новгород, Тайгай – в почетном плену у железного хромца Тимура, а Салим-ургенчец… где его носит теперь по земле – известно одному только Богу.

      Ничего – зато из этих трех каждому довериться можно.

      Первым пришел Авраам, уселся за прихваченную с собой книжицу – «Повесть о Макарии Римском» – про то, как три монаха усердно искали рай. Уселся, поклонившись вежливо, уткнулся носом в книгу. Тут же и Лукьян явился – в новом кафтане красного бархата, с золочеными пуговицами – и сам-то никак не мог привыкнуть к богатой одежке, скинув полушубок да старую однорядку, все осматривал исподтишка кафтанец – не порвал ли.

      – Красив, красив, гусь, – обняв парня за плечи, расхохотался Иван. – Хватит на себя смотреть, давай-ко к столу, друже… А кафтан у тебя знатный. Молодец, я ж думал, ты все деньги на девок спустил или на книги, как вон Авраамий, а ты – нет, молодец, о себе подумал. И правильно – по одежке встречают. Чего такой радостный?

      – Воевода вызывал, Макарий. – Лукьян шмыгнул носом и, не выдержав, покраснел. – Сказал, скоро десятником стану. А ежели и дале так служить буду, князюшка деревеньку в кормленье пожалует.

      – С чего бы это такие милости? – удивленно вскинул брови Иван.

      – Так и тебя завтра государь видеть хочет!

      – Стоп… Неужто… Неужто – грамотца из Москвы пришла?

      – Пришла, а как же! – еле сдерживая довольную улыбку, важно кивнул отрок. – Да не одна, несколько. И от Руфины-боярыни, и от содомита того, дьяка…

      – Что еще за содомит? – оторвался от книги Авраам, бывший несколько не в курсе всех московских операций Раничева.

      – Да так, – махнул рукою Иван. – Был такой на Москве-гра