Тень Робеспьера. Максим Зимин

она стала лишь поводом или оправданием казней, братоубийства. Мне страшно, признаюсь, мне страшно. Остается выкручиваться самому и идти до конца, коли ввязался в эту авантюру.

      Через час он вернулся в квартиру, где его уже ждал друг и соратник Камилл Демулен. Стройный красавец с длинными черными волосами встречал Дантона в хорошем настроении.

      – Отчего ты в печали, Жорж? – спросил Камилл.

      – Ты не видишь, что творится вокруг?

      – На нас точат зубы австрийцы, пруссаки да жирондисты.

      – Мне плевать на австрийцев, мы начали грызть глотки себе! Французы! – взбушевал Дантон.

      – Это началось еще 14 июля, мой друг, успокойся. Ты что, только прозрел?

      – Нет, это борьба между роялистами и революционерами, а здесь якобинцы пытаются добить своих же! Даже у бриссотинцев намечается раскол, – прохрипел Жорж.

      – Так вот что тебя терзает! Ты боишься оказаться между молотом и наковальней!

      – Боюсь ли я?! Я – патриот, как и Робеспьер.

      – Но при этом вы ни разу не выпили за одним столом, – поймал Демулен его испуганный взгляд. – Мой друг, тебе стоит опомниться и как можно реже появляться на людях. Ты устал, тебе мерещатся заговоры, хуже того – заговоры твоих соратников.

      Жорж сел в кресло и с тяжелым вздохом откинулся на его спинку.

      – Ты прав, – признал он. – Я устал… Бастилия, Версаль, Тюильри, суд и казнь короля – все это тяжкий груз.

      – Что касается Робеспьера, то он не станет тебя трогать. Ты нужен ему, как он нужен тебе. Одному из вас будет куда сложнее справиться с бриссотинцами.

      – А Марат?

      – Марат – иная сила, он живет народной любовью. Кто он без нее? Никто! Марат сам к вам потянется, хотя уверен, что он к вам обоим относится пренебрежительно.

      – Значит, жирондисты – это последняя стадия революции?

      – Не знаю, Жорж, я лично уверен, что она давно закончилась…

      6

      В темном подвале Люксембургской тюрьмы (откуда тянутся две дороги: к жизни или гильотине) Тюренн участвовал в допросе заговорщиков, набросившихся в слепой атаке на эскорт осужденного. В камере, кроме двух солдат, находились Люсьен и главный обвинитель революционного трибунала Фукье-Тенвиль. Перед ними на скрипучем стуле сидел человек среднего роста и крепкого телосложения с черными волосами и обреченным взглядом.

      – Ты рабочий? – спросил Луи.

      – Да, работал на Монмартре.

      – Ты принял сторону короля недавно?

      – Я его никогда не отвергал, – признался рабочий из Монмартра, понимая, что он обречен.

      – Кто был главой твоей шайки?

      С каждым вопросом Луи добавлял напора в надежде, что сломает упертого заговорщика. В такой тяжелой работе требуются хладнокровие и стремление к истине.

      – Не знаю…

      – Для нас это не ответ, повторяю…

      – Поверь, гражданин! – упал на колени рабочий. – Я знаю, что он барон и моложе меня. Лицо прятал за какой-то тряпкой. Я видел его только один раз.

      – Откуда