Тень Робеспьера. Максим Зимин

его, оставив на его руках сына. Первые секунды Дантон тупо смотрел вокруг, не замечая людей, будто пытаясь найти выход. С одной стороны его зажимала политика, с другой – смерть любимой женщины, которая полюбила его, уродливого и громкого гуляку, и прощала ему все недостатки.

      Он встал из-за стола и закричал на Делакруа:

      – Лошадь мне!

      Испуганный Делакруа дал ему свежую кобылу. Несколько дней Дантон гнал по грязным дорогам и глубоким лужам, меняя лошадей. Но пока трибун добирался до Парижа, несчастную женщину уже похоронили без последнего поцелуя мужа. Дантон явился к порогу своего дома как раз в тот момент, когда родственники вернулись с похорон. Папаша Шарпантье, его тесть, держа маленького внука, все рассказал зятю.

      Дантон услышал страшное: она умерла по его вине! Жена ждала его все эти дни, начиная с четырнадцатого июля, она волновалась за своего мужа, была уже на грани нервного срыва. Ударом для нее стало десятое августа, когда бывший председатель кордельеров критиковал восстание против короля. Потом начались страшные сентябрьские убийства, за которые Дантон нес ответственность. Дантон ясно видел перед собой изможденную Габриэль, без румянца и с заплаканными глазами, которая ожидала его после очередного длинного дня.

      Когда Дантон уехал в Бельгию, на фронт, прямо в эпицентр боевых действий, ее здоровье не выдержало. Она слегла в горячке, отстраняя от себя всех, и вскоре испустила дух.

      Бедный муж, почти не спавший несколько дней, едва не сошел с ума. Он ходил по дому, не обращая внимания на плач сына и слезы матери умершей. Он словно опять что-то искал. Неужели тот самый луч, сопровождавший его все эти годы?

      Но он с ней не попрощался. Взяв несколько бесстрашных работяг, он отправился на ее могилу. Никто из родственников не решился встать на пути трибуна. Рабочие раскидывали сырую и тяжелую землю, пока лопата не стукнула о деревянную крышку гроба.

      – Доставайте! – жалобно просил вдовец, помогая им тянуть веревки.

      Гроб положили на край раскопанной могилы, и тут рабочие замешкались, не решаясь осуществлять кощунство над умершей. Тогда Дантон отобрал лопату, сам снял крышку и увидел родное лицо Габриэль.

      Опустившись на колени, он со слезами всматривался в ее черты, такие знакомые, но такие постаревшие. Этого он не замечал в последние месяцы ее жизни.

      Через день он получил письмо с соболезнованиями от самого Робеспьера, с которым отношения не ладились – они держались поодаль друг от друга, бросая мимолетные взгляды в зале Конвента.

      Письмо было таким теплым, словно Неподкупный писал лучшему другу. Это было странно, но сердце Дантона было радо этому изъявлению чувств. Он положил письмо в карман и пошел с ним на собрание Конвента.

      Ничего не изменилось со дня его учреждения и, возможно, с самого дня появления Учредительного собрания. Не успел зал наполниться, как духота вновь и вновь заставляла депутатов расстегивать верхние пуговицы камзолов и рубах.

      Друг