Хроники любви провинциальной. Том 2. Лики старых фотографий, или Ангельская любовь. Юлия Ник

Мы с папой всегда покупали, если попадалось. Я с изюмом люблю очень, – разглядывая обертку из фольги, печально вспомнила Настя.

      – И я люблю. Но эти без изюма. Тоже ничего. Сейчас я тебя буду учить кофе с мороженым пить. Пробовала?

      – Нет. Я и кофе растворимый всего один раз в гостях пробовала. Вкусно, – Настя смущенно улыбалась слабой вымученной улыбкой.

      – Вот и давай. Накрывай на стол, чтобы все чин-чинарём было. Бутербродики там сообрази. А где колбаса? Была, вроде.

      – Да. Есть. Я думала тебе на обед оставить. Больше же нет ничего?

      – А мы на обед с тобой в одно место в гости пойдём, но это уж после экзамена. Ты сможешь его быстро сдать, одной из первых? Или слабо? – Ларик помнил, как его городская интеллигентная бабушка Лира говорила: «Чтобы человек почувствовал себя в гостях свободно и не смущался, нужно его привлечь к полезным и простым делам, чтобы голова у него работала в нужном направлении, отвлекаясь и от смущения, и всего ненужного», – вот этим Ларик интуитивно и занимался: привлекал, отвлекал и поручал.

      – Смогу. Я всегда одной из первых сдаю. Не люблю растягивать. Это, как у зубного, всё равно придется лечить. Чего тянуть? – Настя улыбнулась, а Ларик с уважением посмотрел на неё: «А я тяну до последнего. Боюсь. Как услышу звук бормашинки – всё, капец, пропал мужчина в расцвете сил!» – они дружно рассмеялись, представив дрожащего Ларика. Настюша почти бодро встала и начала накрывать на стол «чин-чинарём», как у бабушек.

      Следы от пальцев на шее у Настюхи багровели: «Не дай Бог и синяки ещё останутся», – тревожно подумал Ларик, открывая шифоньер в спальне родителей, на перекладине дверцы висел материн газовый платочек, прозрачный изящный и голубой, прям в цвет Настюхиному ситцевому платьишку.

      Форменку свою он аккуратно сложил и убрал на полку, засунув бескозырку в старую наволочку. Натянув трико и рубашку, достал коробочку с деньгами, сунул сиреневую «двадцатьпятку» в нагрудный карман. Много денег ему не оставляли: «если что – у Эли возьмёшь, и всё будет под контролем», – Ларик усмехнулся наивности родителей, да если надо, он за одну ночь двадцать заработает на разгрузке арбузов, например, или дынь. И ещё с собой вкусноты прихватит.

      Ларика всегда удивляло: и куда эти фрукты-ягоды деваются? Редко где продают, но то там, то сям люди тащат и дыни, и арбузы. А очередей почти нигде не видно. Очереди сразу выстраивались, когда что-нибудь вкусненькое появлялось, например, болгарские помидорки. «И кто их так тщательно укладывал в эту синюю бумажку? Каждую помидорку в отдельности?» – этих ящиков с помидорами Ларик за свою недолгую грузчицкую жизнь тоже перетаскал немало. Их бы и так раскупили, и без упаковки такой. Они были все одинакового размера, сладковатыми на вкус и плотная кожица звонко лопалась, когда помидорку надкусывали. Ларик сглотнул слюну от воспоминаний. До помидоров ещё надо было дожить.

      – На, Насть, надень. К платью подходит, и ссадин не видно будет, – Ларик подал Насте платок. Девушка взяла косыночку, даже не взглянув на Ларика. Шея болела.

      – Ну,