Приговоренные. Лев Аскеров

ноздри ее точеного носика. Сочные, совсем не крашеные губы лопаются от избытка малинового сока. Он пытается дотянуться до них, но Камея успевает закрыть ладонью ему рот.

      – Что? – шепчет Пытливый.

      – Чаруша – кто?

      – Так зовут мою маму.

      – Правда?!

      Она отстраняет руку, и он окунается в горсть, наполненную до краев малиной…

      И сорвался рысак с удил. И влетел он в звездную ночь. И припал он к золотым сотам лунного света. И в беспамятстве пил он сладчайший из медов. И стонала разомлевшая степь. И пьянила она его ароматом волшебных трав. И увлекала под ажурную попону, вытканную из серебряных нитей ковыля. И спеленал рысака высокий ковыль. И замутился звездной пылью взор его. И казалось ему, что парит он в поднебесье, широко распластав крылья. И не степь то стонет, а миры поют…

      Первой от грез очнулась Камея.

      – Надо вставать, – говорит она, накидывая на себя простыню.

      – Ты что так смотришь на меня? – спрашивает Пытливый.

      – Эта родинка. У меня такое чувство будто я ее однажды уже вот так разглядывала, – задумчиво проводя по ней указательным пальцем говорит она.

      Пытливый пытается куснуть ее за палец. Она успевает отдернуть его. Он нарочно звонко клацает зубами.

      – Варвар! – кричит Камея, бросившись на него. И ему вдруг тоже показалось, что он когда-то уже слышал этот ее возглас. И с таким же восхищением и любовью когда-то уже смотрел на нее.

      – Ты что так смотришь на меня? – теперь уже спрашивает Камея.

      – Любуюсь.

      – Нет, – не верит она. – Что-то другое. Скажи, – кокетливо тормошит девушка.

      – Ну и чутье у тебя!.. Видишь ли, ты очень красива… Но два года ты здесь была без меня. Целых два года. Неужели за это время никто не влюбился в тебя? Или ты в кого?

      – Я – нет. А тайный воздыхатель у меня есть. Ты его знаешь… Дрема.

      – Есть и получше Дремы… Что у них глаз не было?

      – Не знаю, – говорит она и тут же вскидывается:

      – Чего ты добиваешься?

      – Я ревную. Даже к несуществующему. Даже к самому себе… Объявился какой-то замухрышка первокурсник и красавица с третьего курса предпочла его всем другим.

      Камея приподнялась на локоть. Внимательно разглядывая его, спросила:

      – Ты, серьезно?

      – Угу.

      – Балда ты. Как моя мама. Она все мне говорила, что здесь, в Резиденции, собраны лучшие экземпляры мужских особей, а ты, то есть я, ни в кого не влюбилась.

      – Вот-вот! И твоя мама тоже…

      – Не зли меня, – потребовала девушка, дернув его за волосы на груди.

      – Садистка! – взвизгнул Пытливый.

      – Слушай, ревнивец. Любовь так просто, по желанию, не получается. Она – от Него. И неизвестно подарком ли она обернется или бедой. В любом случае – подарок, который мы носим в себе. Он в тебе – к ней. И в ней – к нему… И потом, для меня ты не замухрышка. Ты для меня самый умный, самый сильный, самый смешной. И мне порой кажется, что ты хочешь отвязаться от меня. Особенно, когда ты не обращаешь на меня внимание.