На дне. Дачники (сборник). Максим Горький

ощутили зрители предреволюционной обстановки 1900-х годов, воспринимая «На дне» как «пьесу-Буревестник, которая предвещала грядущую бурю и к буре звала» – так передавал свои впечатления великий русский актер В. И. Качалов[5]. На этой революционизирующей стороне горьковской драмы обыкновенно сосредоточивали внимание в советский период развития русской литературы. При этом не менее важные проблемы человеческого бытия, вопросы духовной жизни героев оказывались как бы приложением к социальным проблемам.

      Но социальная проблематика, определяемая недопустимым различием имущественного уровня и правового положения общества, – лишь одна сторона многогранного идейно-художественного содержания горьковской пьесы. Ее герои постоянно рассуждают о человеке и че-ловеческом достоинстве, о смысле жизни. А их воспоминания служат способом самоутверждения людей, живших в обществе и некогда признаваемых им.

      Достоинство и независимость неразрывно соединены в их сознании. Если хозяин Костылев утверждает, что «человек должен определять себя к месту», то ночлежники стремятся к независимости или освобождению от связанного обстоятельствами жизненного положения.

      Квашня заявляет, что она «свободная женщина, сама себе хозяйка», не желает «вписываться в паспорт», то есть отдавать себя в крепость мужчине, «будь он хоть принц американский». Клещ всеми силами стремится выйти из-под неволи Костылевых. Пьяный сапожник Алешка диким образом утверждает разнузданно понимаемую им «свободу». Василиса хочет, чтобы Пепел «освободил» ее от мужа. Свободно бродит по свету, наблюдая «дела человеческие», старец Лука, собирающийся поглядеть на «новую веру», которую будто бы открыли в Малороссии. Наконец, Сатин вдохновенно провозглашает: «Человек – свободен… он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум – человек за все платит сам, и потому он – свободен!» Так утверждает герой пьесы свободу воли и неизбежность ответственности за эту свободу. «Человек за все платит сам» – означает на деле, что всякий поступок человека неизбежно предопределяет в чем-то его судьбу в мире вещественном и духовном.

      В этой речи Сатин поднимается до утверждения личности в человеке, до духовного понимания свободы. Его слова: «Человек – выше! Человек – выше сытости» – вполне доказывают это.

      С такого этапа внутренней независимости только и может начаться освобождение от общественного и любого другого насилия и преодоление бесправного положения людей «дна». Поэтому-то многие ночлежники во всем пытаются преодолеть принятую обыденность и «стандартность», утверждают разными, иногда наивными способами свою неповторимость и самобытность. Тем самым они как бы упрочивают свое право на свободу во мнении окружающих.

      Однако сознание человеческого достоинства ночлежников повреждено. Это сквозит в их обыденном отношении к окружающим и в их речи: они унижают друг друга бранными кличками и словами («козел ты рыжий»,

5

Качалов В. И. Из воспоминаний //М. Горький в воспоминаниях современников. М., 1955. С. 206.