Боярыня Морозова. Владислав Бахревский

Земляничку видели, но не трогали. Святой травою всю деревню одарить – слаще сладкого.

      Отдыхали в березках, на моховитых пеньках. Дуня вдруг встрепенулась.

      – Травка-то, говорили, в следочках растет! Давай подсмотрим Богородицу.

      Федосья испугалась.

      – Зачем ты говоришь так! За людьми грех подглядывать, а тут Матерь Христа!

      У Дуни слезы покатились из глаз.

      – Я же хотела… Я хотела – увидеть Богородицу! Благодатную!

      – Не кручинься! Мы не очень плохие. Помнишь, как вишенка зацвела?

      Это было их чудо. В прошлом году весной холода стояли. Трава зеленела, а в садах ничего не цвело. Федосья придумала подышать на вишенку под окном у них. Они вышли на улицу, погрели ладошками веточки, подышали на вишенку. А из церкви, с вечерни, возвращались, поглядели, а вишенка вся в цвету.

      – Ты чудо в сердце храни! – сказала старшая сестрица младшей.

      – Я храню.

      Федосья улыбнулась.

      – Дуня! Давай о самом хорошем не словами говорить… А вот посмотрим друг другу в глаза и порадуемся.

      – Давай! – согласилась Дуня. И тотчас посмотрела в глаза сестрице.

      – Ты о батюшке и о матушке? – спросила Федосья.

      – Правда! – просияла Дуня. – Они у нас самые добрые.

      Доброе дело

      Поднялись девицы-красавицы с воробьями. Воробьи в густом кусту закричали разом, приветствуя первую толику света, Федосья тотчас и поднялась. Дуня спала щечкой на ладошке. Посапывает, вздыхает.

      А не разбудить нельзя: обидится.

      Взяли они приготовленную с вечера траву, вышли во двор – звезда. Светлая, тихая. Небо еще сумеречное, а звезды уже погасли. Кроме этой, любимой.

      Пошли, и звезда пошла. То ли хранила, то ли радовалась доброму делу.

      Положили девочки по травяному пучку на порог избы. Прочитали «Отче наш» – и к другой избе. К третьей, к четвертой. И тут Федосью осенило:

      – На все избы по два пучка класть – не хватит. И по одному не хватит.

      Целый вечер собранную траву в пучки вязали. Выходит, напрасно.

      – А я вот что подумала! – призналась Федосья. – Не дай господи, кто подумает, – на травке-де наговор? В печку бросят, в огонь.

      Стали посыпать пороги. На крыльцо не поднимались: ступеньки заскрипят, хозяев разбудят. Небо-то совсем уж светлое. А звездочка горит, не гаснет.

      Один ряд домов обошли.

      Крайний дом большой, богатый. Травкой порог посыпали, головки подняли, а на них смотрит женщина с коромыслом. На коромысле два ведра молока. Коров доила.

      – Доброе утро, госпожи! – Ведра на землю поставила, поклонилась. – Чабрецом пахнет. От болезней крестьян своих уберегаете?

      Сестрички молчок, тайное стало явным.

      – Вы, госпожи, народу угодные, – сказала женщина. – Травку вашу еще и богородицкой зовут. Божия помощь нынешним летом зело как надобна.

      Показала руками на землю.

      – Видите?

      – Что? – спросила Федосья.

      – Беду.

      – Беду?! – изумились сестрицы в один голос.

      – Кара Божия! Видите паутину?

      Не