Хочу бабу на роликах!. Екатерина Вильмонт

сам Лью Говард! – шепнул кто-то.

      Лью Говард! С ума сойти!

      – Саша, кто этот старик? – немного испуганно спросила свекровь.

      – Знаменитый английский режиссер.

      – О боже, ты услышал мои молитвы! Кинорежиссер?

      – Нет, театральный, но все равно…

      Я видела, как господин Говард что-то горячо говорил Глебу и долго жал ему руку, а главный, стоя рядом, довольно ухмылялся. Вдруг кто-то дернул меня за рукав.

      – Извините, девушка, – прошептала долговязая девица с висящим на плоской груди фотоаппаратом. – Где тут жена Ордынцева?

      – Это я.

      – Поздравляю! Как вы относитесь к успеху вашего мужа?

      – Саша, ни слова! – громко произнесла свекровь. – Я мать Глеба Евгеньевича, и без его ведома никаких интервью ни я, ни его жена не даем.

      Батюшки светы, такое впечатление, что эту фразу Светлана Георгиевна давно отрепетировала. А я вот растерялась и готова была искренне ответить, что безумно рада успеху мужа. Девица, однако, не смутилась. Она протиснулась сквозь собравшихся к главному режиссеру и что-то принялась ему втолковывать. Тот рассеянно кивнул. Она исчезла.

      – Саша, ты понимаешь теперь, какая на нас лежит ответственность?

      – Вы о чем, Светлана Георгиевна?

      – Одно неверное слово – и может начаться просто вакханалия в прессе. Это недопустимо!

      – Светлана Георгиевна, о чем вы, какая вакханалия? Из-за Чацкого?

      – Разумеется, нет. Но из-за Ордынцева – да! – произнесла она с гордостью.

      Тут к нам подошел взволнованный сверх меры Глеб:

      – Саша, мама, нас всех приглашают поехать в ночной клуб с мистером Говардом. Он хочет о чем-то поговорить со мной…

      – В ночной клуб? Но мы не так одеты… – смутилась свекровь.

      – Не имеет значения, – поморщился Глеб. – Впрочем, если ты не хочешь, мама…

      – Я поеду!

      – Вот, и хорошо, – не бог весть как восторженно отозвался Глеб. Но он был слишком счастлив, чтобы огорчаться.

      Зато я очень огорчилась. Опять мне не удастся спокойно поговорить с ним, рассказать ему о бабушке.

      Ночной клуб был шикарным, но, к счастью, полутемным и не слишком шумным. Играл камерный оркестр, и очень вкусно кормили. За столом нас было пятеро. Главный режиссер был почему-то без жены.

      Господин Говард поужинал с отменным аппетитом, а потом принялся что-то оживленно обсуждать с Глебом и главным режиссером. Оказалось, что он русский по матери и вполне прилично говорит по-русски. А я, поев, вдруг ощутила такую усталость, что у меня не было сил даже вслушиваться в то, о чем они говорили. Мне просто было хорошо. Я с удовольствием слушала музыку, держа в руках бокал с прекрасным белым вином. Зато Светлана Георгиевна никак не могла успокоиться. А разговор, по-видимому, расслышать была не в состоянии. И решила обратить внимание на меня:

      – Саша, я только сейчас увидела твои ногти! Замечательно, но ты что же, нарастила их?

      – Ну да.

      – Ты что, с ума сошла?

      – Почему? – опешила я.

      – Это же безумно дорого! Глеб еще