Селфи. Юсси Адлер-Ольсен

оперся на локти.

      – Что именно? Что ты еще собралась делать? Никакого тебе «еще кое-что», тупая идиотка!

      Мишель принялась хватать ртом воздух. Он сказал «тупая идиотка»! Вообще-то, ее еще никогда никто так не называл…

      – Не смей называть меня тупой идиоткой, понял?

      – Да? А что тут такого ужасного, Мишель? Раз ты не понимаешь важные вещи, значит, ты действительно тупая идиотка. Ибо вот уже три недели, как твой социальный консультант разоблачил наш обман, а на столе лежат два конверта с окошками и несколько писем со штампами, которые ты все еще не желаешь открывать. И почему ты вообще продолжаешь получать письма от социальной конторы обычной почтой? Позволь полюбопытствовать – неужели ты никогда не проверяешь свой чертов электронный ящик? А ведь это могут быть важные сообщения, ты об этом не подумала? Наверняка штрафы, или повестка в суд, или еще какое-нибудь подобное дерьмо…

      – Можешь сам открыть и посмотреть, если ты такой любопытный.

      – Там написано твое имя, правда? Так, может, ты все-таки сама соизволишь посмотреть? Я больше не собираюсь разбираться в этом говне. Черт подери, Мишель, возьми себя в руки, а не то мне придется вышвырнуть тебя вон, имей в виду.

      Мишель пару раз сглотнула. Ну, это уж слишком. Затем она встала из-за туалетного столика, собиралась что-то крикнуть Патрику, но поняла, что услышит в ответ в десять раз больше.

      Мишель уставилась в пол. Если она не возьмет себя в руки, из глаз хлынут слезы и уничтожат идеальный макияж.

      Она бросилась в ванную и захлопнула за собой дверь. Патрик не должен видеть, до какой степени он вывел ее из себя.

      – Только не занимай надолго! – крикнул он с постели. – Мне нужно принять душ.

      Зеркало ясно продемонстрировало, что с ней сделал Патрик. На лбу уже появилась первая морщинка. Как будто он не знает, сколько стоит разглаживание кожи на лице с помощью ботокса, тупица!

      Мишель схватилась за край раковины. Ее охватило какое-то странное ощущение. Как будто услышанные ею только что грубости застряли где-то в районе диафрагмы и теперь стремились вылететь обратно.

      Она закусила нижнюю губу и почувствовала в горле подступающую изжогу.

      «Вышвырнуть тебя вон», – сказал он. «Вышвырнуть тебя вон!»

      Ее – вон?!

      Неожиданный рвотный спазм оказался очень сильным, но Мишель не издала ни звука. Патрик ни в коем случае не узнает, как сильно он потряс ее. Не дай бог, он поймет, что способен разволновать ее аж до рвоты. Такое уже случалось, но сейчас, склонившись над раковиной с пылающим горлом и остатками вчерашней еды в уголках губ, Мишель приняла решение, что этот раз будет последним.

* * *

      Когда Патрик наконец ушел, она взялась за работу – перерыла все его вещи. Обнаружила несколько сотенных купюр, распиханных по укромным уголкам. В карманах куртки нашла сигареты, хотя он уверял ее, что бросил курить, так как это очень дорого, и ей вообще-то тоже следовало бросить. Из карманов его джинсов «Ливайс» она вытащила презервативы