"Голос эпохи" Белла Ахмадулина. Маргарита Митрофанова

позволив себе на миг задержаться в объятии. Здесь, в этой зале, за угловым столом у окна, в мае двадцать четвертого года полковник Пестель из южного общества выводил ему сложную формулу для передела земель в пользу освобожденного крестьянства. Что-то вроде прогрессивного налога, который должен был вступить в действие после их победы: богатейшие, владеющие тысячами и десятками тысяч душ, потеряют часть своих богатств в пользу бывших рабов; беднейшие получат возможности для пропитания…

      Он отставил полупустую тарелку и обратился к Сержу:

      – Ты не можешь мне одолжить тысячу рублей?

      Серж подумал и кивнул: – Могу. А на что тебе?

      – Мне нужно купить одну девицу.

      Оба его родича моргали, глядя на него. Наконец Костя закрыл рот, похлопал его по плечу и с полным сочувствием посоветовал:

      – Начни лучше с француженок. С ними повеселее.

      – Это не то! – протестовал он, отбиваясь от медвежьих Костиных объятий. Костя от смеха уткнулся головой ему в плечо, взахлеб рассказывал Сержу, что старшенький ну всегда такой: все люди как люди, у всех или девка, или мамзель, а у него – тайное политическое общество!

      Вечер дальше гремел, фраки сменились мундирами, к Косте подсела компания, какие-то Эльский и Энский из кавалергардов, благоразумный Серж ушел домой, а Евгений все сидел за нетронутой рюмкой. Энский подкручивал ус, вздыхал о цыганках, Эльский шикал на него – государь умер, какие цыганки. Вино никакой траур не ограничивал. Говорили о чинах и дуэлях, о знакомых девицах разных сословий и о том, какая из девиц годится в каком качестве; говорили о лошадях для выезда, для учений, для войны. Костя все пытался подлить ему вина и с третьей попытки сдался.

      Это были хорошие десять лет. Общество Добра и Правды, которое мы с кузеном Сержем основали в наши восемнадцать; Союз Благоденствия, благотворительность, долг гражданина, споры у зеленой лампы, пометки Трубецкого на полях конституции Никиты Муравьева… Мы хотели всю жизнь в России изменить идеальным образом. Перед переворотом мы писали энциклопедию. Поговорили и разошлись; желали обойтись без жертв и упустили время.

      Он очнулся от шума. Костя был пьян и в ярости; у Энского усы раздулись, как у кота, да и Эльский его подзуживал.

      – Капитан Якубович герой!

      – Нет, сей господин мерзавец, и кто не согласен, тот сам его покрывает!

      – Вы меня сейчас, милстигсдарь, назвали мерзавцем?!

      – За вас говорит вино, – похолодев, Евгений вскочил между спорщиками. – Идите спать, господа. С утра договорите.

      Пьяные отшатнулись от него. Он подозвал официанта и за всех заплатил в долг, нашел извозчика для господ кавалергардов, вытянув из присмиревшего на морозе Энского адрес его квартиры, вернулся к своему экипажу и только сев в сани – выдохнул. Костя привалился к его плечу.

      – Жень, да я не стал бы стреляться с этим дерьмом. Да и стал бы, ну что с того. – Отяжелевшая голова дернулась и упала на грудь. – Сам знаешь, что ничего страшного…

      Евгений