Хамсин. Ирина Говоруха

ется раньше, чем выйдет шасси. Уши заложило с невероятной силой, и резкая боль прошла по всем меридианам от макушки до подбородка. Неприятные ощущения исчезли так же быстро, как и появились – самолет плюхнулся на теплую землю и покатился по бетонке, вызвав бурные аплодисменты.

      Стрелки часов застыли на отметке 13:05. Лада сняла замшевые сапоги и облачилась в босоножки с ярким цветком на лаковом ремешке. От жары по спине побежали ручейки пота, и она сняла синюю шерстяную кофту, любовно связанную мамой. Лебедев еще по дороге в аэропорт обул сандалии на босу ногу, и когда подходил к трапу, ступая своими кривыми пальцами прямо в кашеообразный снег, кажется, ничего не чувствовал.

      Они долго шли по узкому зеленому коридору, утепленному концентрированным солнцем. Слева за прозрачным стеклом просматривался огромный холл с фонтанами, Duty Free и множеством кафе. В них заранее уставшие пассажиры поглощали кошерную еду, приготовленную по строгим иудейским законам, и ждали свои самолеты. Ждали свой взлет в высокое бесцветное небо без особых точек опоры, разметок и дорожных знаков. Среди них находились мученики, не желающие куда-либо лететь и делающие это через силу.

      Пальцы, освобожденные из плена тесной обуви, свободно дышали и игриво шевелились, пока не уперлись в кабинку паспортного контроля. Молодой пограничник посмотрел на нее с необъяснимой злостью, будто женщина уже нарушила все заповеди и законы, а потом нехотя поставил штамп. Лада постоянно оглядывалась на Димку. Муж выглядел уставшим и измученным. С красными белками вокруг карих зрачков, словно годами не отползал от компьютера. Но она-то знала, что он просто разучился спать. Которую ночь ходит по квартире, подолгу смотрит на часы и пьет кофе ведрами. Впервые в жизни ее мужчина выглядел старше своего возраста и ниже ростом.

      – Дим, а может, у нас все получится?

      – Ладушка, я буду очень стараться…

      Дорога от аэропорта Бен-Гурион к Тель-Авиву была гладкой, как только что отутюженное постельное белье. С двух сторон тянулись заросли бугенвиллей, мандариновые сады и акации с цветами, напоминающими лесные колокольчики. Пространство, благодаря зеркальному небу и видимому, цвета сыворотки, воздуху, казалось безразмерным и эластичным. Через воздушные коридоры этой страны проходили маршруты более пятисот миллионов перелетных птиц. Лада взглянула в самую высь и неожиданно вспомнила давний сон. Пару лет назад под самое утро явилось видение о желтом песчаном городе, поднявшемся во весь рост песке, пересоленном чьей-то щедрой рукой, море и некоем чуде. Тысячи божьих коровок по имени Моисея облепили все тело и щекотали то грудь, то плечи, то живот. Она тогда проснулась со слезами на глазах и долго повторяла единственно верное слово: «Аминь».

      В такси звучала песня Нино Катамадзе. Поэтический псалом женщины, отпустившей своего мужчину в иной мир и теперь имеющей возможность выхода на связь только при погружении в глубокий транс или искреннюю молитву. От неизбежности и обреченности происходящего у Лады на треть секунды остановилось сердце. Она с болью посмотрела на любимого, на его поседевшие виски, тонкие узорные морщинки вокруг рта и, сжав теплую ладонь, прошептала:

      – Я люблю тебя.

      У него сузились зрачки и запеклись в ранки с изначально засохшими краями. Лебедев нежно взглянул на жену и пощекотал своим дыханием ее шею. Она оделась в его нежность, как в бирюзовое шифоновое платье, и запахло вечным Средиземным морем…

      Лебедев и Лада приехали в один из первых городов Палестины под названием Ришон-ле-Цион. В город, основанный на голых песках выходцами из России. На землю, выкупленную бароном Ротшильдом у турок и превратившуюся в огромный оазис. В этом месте Бог упорно защищал бедняков от грехов дорогостоящих, давал всем женщинам дюжину детей и берег верующих от наглой смерти. Местный народ отличался чувством юмора и вечной молодостью. Средний возраст жителей составлял всего тридцать три года.

      Город начался с рослых пальм «с ногами от ушей» и заборов, заплетенных плюмерией и пассифлорой. Вдоль обочины цвел красный и желтый люпин. По земле тянулись трубочки с вторичной водой для полива цветов. Завораживали аккуратные дороги с идеальной разметкой и девушки в военной форме с автоматами Galil, в прикладах которых спрятан ключ для откупоривания пивных бутылок. Белые высотки, белые автомобили, белые искусно согнутые фонари.

      Они остановились на улице Hannah U-Michael Levin в лимонном доме с волнистыми балконами. У въезда в подземный паркинг густо разрослась желтая текома с цветами, напоминающими пышные рюши на нижних юбках. Лада потрогала ее тычинки, и по телу разлилось предчувствие секса, словно глотнула некий эротический эликсир.

      В квартире на девятом этаже проживал их общий друг, только вчера уехавший по делам на север Израиля. Туда, где до сих пор росли масленичные деревья в возрасте двух тысяч лет. В комнатах царил минимализм: без ажурных свечей, декоративных рамок и японских кукол. На полу блестела молочная, охлаждающая стопы плитка, посреди холла маячил черный пятиугольный стол с непроглаженной персиковой скатертью и стулья с очень ровными глянцевыми спинками. В них, как в зеркалах, отражались кожаный диван с тугими подушками, телевизор на потолочном кронштейне