Гвардеец. Николай Романов

Миркин.

      – Не задавлю.

      И снова бабахнуло. И опять, и опять, и вот уже над Миркиным и мамой пронесся порыв горячего ветра…

      – Остронаведенным бьют, – сказала мама, таким голосом, что Миркину захотелось заплакать. – Не по площадям…

      И Миркин заплакал.

      Потом он помнил только отдельные картины.

      Мама бежит куда-то, держа его на руках… Снова бабахает, и проносится над их головами горячий ветер… И Миркин понимает, что на карусели завтра они уже не покатаются… Уже давно бабахать перестало, но они продолжают бежать… «Мы домой?» – спрашивает Миркин… «Нет, – говорит мама. – Там теперь опасно»… Вот мама снова несет его на руках, и снова они падают, и опять Миркину не больно… «Черт, нога! – кричит мама не своим голосом, и Миркин вдруг вспоминает, что говорить таким голосом называется „стонать“… Мама ковыляет, держась за палку, а Миркин идет рядом с нею, и ему хочется только одного – лечь и заснуть, потому что вокруг уже темнеет… Они спят, и Миркин просыпается и слышит, что мама стонет… Он снова просыпается, теперь уже вместе с мамой, потому что откуда-то доносится свист… Вокруг светло.

      – Черт, – стонет мама. – Глайдер.

      – Это папа нас нашел, – говорит Миркин.

      – Нет, это не папа. Это враги.

      – Тогда давай сплячемся. Папа говолил, когда влаги надо замас… замасликоваться.

      – Бесполезно, – стонет мама. – У них есть сканеры… Ладно, другого выхода уже нет. Сейчас замаскируемся!

      Она достает из сумочки маленькую серебристую штучку, ковыляет к большому толстому дереву и кладет штучку на траву возле него.

      – Иди сюда, – стонет мама.

      Миркин подбегает к ней.

      – Встань рядом с этой коробочкой.

      Миркин послушно делает то, что она говорит.

      Мама наклоняется к нему и целует.

      – Прости меня, Остромир! Это все, что я могу для тебя сделать. – Она наклоняется и касается пальцем коробочки. – Прости! И прощай! – Она ковыляет прочь.

      Миркин не понимает, почему она прощается с ним, и хочет кинуться следом, но что-то невидимое отталкивает его, и ему остается только кричать: «Мама, подожди!» Но она не оборачивается, она ковыляет прочь, босая, опираясь на поднятую с земли ветку. А потом сверху падает тень, и прямо перед мамой на землю опускается глайдер. Из него выскакивают люди, держа в руках оружие. Миркин знает, что это оружие, которое папа и его друзья называют гасильником. У людей на лице маски, как на новогоднем маскараде, и люди эти плохие, потому что они наставляют гасильники на маму.

      – Эй, вы! – кричит Миркин. – Сколо плилетит мой папа и убьет вас!

      Но они не слышат. Они берут маму в кольцо.

      – А вот и госпожа Приданникова, собственной персоной!

      – Вы ошиблись, господа, – говорит мама спокойным голосом, но Миркин чувствует, как ей сейчас больно. Просто она не хочет, чтобы эти люди знали об ее боли.

      – Нет, мадамочка, мы не ошиблись. – К маме подходит дядька без гасильника, в руках его какой-то приборчик, похожий на артиллерийский тестер-наводчик, который Миркину показывал папа. – Сканер совершенно определенно