Судьба штрафника. «Война все спишет»?. Александр Уразов

я видел. Вначале я хотел спасти несчастного и сказал, что он отрубил палец, когда затесывал черенок для лопаты, но следователь остановил мою речь и сказал, чтобы я не путал. Палец был отрублен перпендикулярно кости, а не наискось, да и на чурбаке остался окровавленный след от топора. Парня судил военный трибунал, и за умышленное членовредительство его, видимо, для острастки другим, принародно расстреляли.

      Прошли обильные дожди, и потоки воды затопили траншею, часть стенок обвалилась. Положение стало критическим. По правилам техники безопасности, в такие траншеи людей нельзя пускать – крепеж мог не выдержать, и работающие были бы заживо погребены. Поставили насосы-лягушки для откачки воды вручную, но они мало что давали. Тогда начали монтировать мощный поршневой электронасос, но чтобы удалить всю воду из траншеи, надо было выровнять дно, а прежде надежно укрепить стенки. Узбеков сняли с моего участка и прислали кадровых рабочих-землекопов и слесарей. Завезли трубы. Под железнодорожным полотном начали пробивать тоннель и крепить досками. Железнодорожники сказали, что если путь просядет – виновных расстреляют.

      Начали укладывать первые чугунные трубы. Над траншеей установили мощную треногу с ручной талью. С помощью ее ломами по доскам подтягивали трубу, навешивали над траншеей. Вся сложность заключалась в опускании трубы в укрепленную щитами и распорками траншею. Убирать их было нельзя – могли обвалиться стенки траншеи. Не менее сложно было заделывать стыки труб: законопачивать просмоленным пеньковым канатом, а затем заливать стык свинцом и зачеканивать. Все это делалось в специально вырытой под стыком ямке, в которую ложился слесарь и выполнял все работы в крайне неудобном положении. Нормы и сроки были неумолимы, нервы вибрировали, как струны скрипки от прикосновения смычка. Нередко в наш адрес высказывались весьма обидные слова: там люди гибнут на войне, а вы тут!.. Это было хуже и обидней всех ругательств.

      На азотно-туковом заводе к психическому и физическому напряжению добавлялась отравленная атмосфера. Рыжим лисьим хвостом дым стелился над трубами и, опускаясь, душил нас, вызывая кашель. В цехах работали в противогазах, получали спецпайки, молоко. Мы же, считалось, работаем на свежем воздухе. Когда моросил дождь, его капли, превращаясь в кислоту, обжигали открытые части тела. Одежда от таких дождей расползалась, как гнилая.

      В таких условиях и моя любовь, не успев окрепнуть, разъедалась рыжим дымом и кислотным дождем. До любви ли? Работа без выходных от темна до темна, нервные перенапряжения, вызовы к начальству для разговоров, после которых хотелось броситься вниз головой в Томь… Договориться о свидании с Галей было просто нереальным. Я проклинал свою специальность водопроводчика и завидовал строителям. Те, положив кирпич в стену или залив бетон, больше о нем не думали. А у нас вечные аварии, разрывы, течи, засоры, затопления, снег и так далее… Даже теперь, при наличии землеройных и других машин и механизмов, стальных труб взамен чугунных, при таком помощнике