Судьба штрафника. «Война все спишет»?. Александр Уразов

домой, только чтобы хоть немного выспаться и отдохнуть, но зато молоком мы были обеспечены.

      После обеда Павлова и Пономарева вызвали в штаб, а я пошел мыться в баню. Надя дала мне березовый веник, которым я никогда еще не пользовался. Каждый дом имел свою баню, но топили их по очереди, чтобы меньше расходовать дров. Воду брали в речке из проруби. Баня была занесена снегом, только из трубы вился слабый душистый дымок.

      Я вошел в предбанник и услышал женский писк, хохот и покрякивание в банном отделении. Значит, моются женщины – надо подождать, и я уселся на лавочку. В предбанник зашел местный мужик и, увидев меня, спросил:

      – Почто сидишь? Кого ждешь?

      – Да вот, жду, когда женщины помоются.

      – Ну, парень, так ты не дождешься. Раздевайся и пойдем.

      – Как пойдем, там же женщины!

      – Ну и что!.. Давай, давай, раздевайся. – И он начал раздеваться. Я растерялся. Как же так? Но мужчина разделся и юркнул в баню. И я решился – разделся и, взяв тазик, веник, мыло и мочалку, вошел в баню.

      Там было темно. От густого пара фонарь-«летучая мышь» был еле заметен на полу у двери. Глаза еще не привыкли к темноте, и я натыкался на голых людей. Потом я увидел копошащиеся на корточках тела, а где-то в темноте на полке хлестались вениками и крякали от удовольствия. Где же вода?

      Мужик, увидев мою беспомощность, взял за руку и подвел к двум деревянным бочкам, сказал:

      – Здесь холодная, а здесь горячая, вот ковш, набирай и мойся.

      Я набрал воды, смешал в шайке, отошел от бочек, поставил на пол и начал мыться. Вокруг меня копошились люди-тени. Какая-то женщина спиной оперлась о мою спину. «Наверное, это старухи, и они не стесняются мужчин», – думал я. Но нет! Рядом со мной на корточках мылась, судя по голосу, молодая девушка. Смутно были видны очертания тела, что, видимо, здесь не принималось в расчет. Поскольку все мылись скопом, баловаться здесь было нельзя – выбросят из бани и опозорят на всю деревню. Кто-то из женщин крикнул:

      – Эй, поддай парку!

      Из кадушки черпаком кто-то плеснул на камни, и горячий пар волной прошелся по головам, затуманив видимость. Тетка, сидевшая ко мне спиной, толкнула локтем и сказала:

      – А ну-ка, потри спину!

      Я обалдел, но повернулся, взял из ее рук намыленную мочалку и начал мыть ее спину.

      – Да что ты елозишь, три крепче! – подхлестнула она меня. – Тебя помыть?

      Я не отозвался.

      – Намыль и давай мочалку! Да наклонись, наклонись, стань на карачки. Ба, да это мужик! Подфартило мне, бабоньки! – захохотала она. – Ну, парень, я тебя вымою!

      И она принялась тереть мочалом так, что я не мог терпеть и уклонялся. Мочалка наждаком драла кожу, но следом меня гладило что-то нежное и скользкое. Потом я вылил на себя шайку воды и вприсядку начал пробираться среди других к бочкам с водой.

      – Бабоньки, выходи!

      Тени одна за другой сквозь пар открытой двери проходили в предбанник, в бане остались только мужчины. Нас было трое.

      – Ну,