Приключения майора Звягина. Михаил Веллер

был длинен.

      – Сказочки не для нас. Для нас – работа. Усталость. Боль. Терпение. Только так все в жизни и делается.

      Теплая волна доброты, уверенности, надежности исходила от него. Это ощущение покоя и добра было настолько сильным, что Клара неожиданно для себя улыбнулась. Баюкала песня сирены, что все достижимо и все будет хорошо, но у сирены был жесткий металлический баритон и несокрушимая логика.

      – А с виду вы злой и самовлюбленный, – сказала Клара.

      – Завтра я дежурю, а послезавтра в четыре жди у метро «Маяковская». И возьми с собой купальник.

      – Это еще зачем?! – ощетинилась Клара.

      – В физкультурном диспансере тебя посмотрит одна умная старая врачиха – для начала.

      Колесо событий подхватило ее, швыряя в решительные перемены: она более не сопротивлялась.

      («Исчерпал все обаяние, – смешливо жаловался Звягин жене. – Хуже, чем когда ухаживал за тобой в институте». – «Да? – удивилась она. – А я всю жизнь была уверена, что это я за тобой ухаживала».)

      Врачиха в диспансере оказалась не такая старая.

      – Сделай двадцать приседаний… Быстрее! Пульс… сто четыре. Давление… сто двадцать пять на семьдесят пять. Вдохни – дуй. Легкие – две семьсот. Сюда. Выпрямись. Рост – сто шестьдесят шесть… Вес… сорок девять триста. А кажешься выше…

      – Это оттого, что сутулится, – сказала медсестра.

      – Сложение стайера… ты на длинные дистанции никогда не бегала?

      – И незачем, – отверг Звягин, неожиданно входя: в белом халате и с какими-то бумажками – Клариными анализами. – Проверь-ка ее на велоэргометре.

      Здесь он был – врач, и Клара не застеснялась.

      – Нормально, – обронил он. – А рефлексы?

      По слякотному Невскому он проводил ее до остановки.

      – Ну – и как я вам понравилась? – вызывающе спросила она. Она уже ненавидела себя за этот стриптиз, дура набитая, уродина кривоногая. И купальник идиотский, мерзкого фиолетового цвета. Интересно, какая у него жена. Красивая, конечно…

      – Ничего, неплохо, – с энтузиазмом сказал Звягин и положил тяжелую руку ей на плечи.

      – Что – неплохо? – зло и недоуменно уставилась она. – Хотите сказать, что вам было приятно смотреть на меня голую?

      – От голых у меня за двадцать лет работы, милая, в глазах рябит, – сказал Звягин. – А хорошо то, что ты здорова и тебя можно раскармливать и тренировать. И сложена не так ужасно, как кажется.

      – Ах-х – немного труда, и все исчезнет! Да?

      – Нет. Много труда. Очень много. Ничего, потерпишь.

      – А если не потерплю?

      – Голову сверну, – промурлыкал он.

      Она отвернулась: почувствовала, что сейчас заплачет, захотелось уткнуться в его серый реглан, и чтобы он обнял ее своими тяжелыми руками, и пусть свернул бы шею – но никому больше не дал бы тронуть.

      – У меня никогда не было отца, – вдруг сказала она, поддавшись течению своих мыслей.

      – Я знаю, – отозвался он и обнял ее именно так, как она только что мечтала.

      И тут она заревела. Совсем нервы