Осень несбывшихся надежд. Повесть. Валерий Казаков

передала мне одна хорошая знакомая, Анна Вагнер, попросила отредактировать текст и переслать его в какой-нибудь литературный журнал. Она уверяла, что описала в ней всю свою жизнь, которая должна заинтересовать читателей. Я с интересом прочитал рукопись, кое-что исправил, добавил мелких деталей в описаниях природы и решил предложить её на суд своим читателям. Что из этого получилось судить не мне.

      I

      Сейчас про нас говорят, что мы давно собирались уехать в Германию. Но это неправда. Моя мать ни слова не знает по-немецки, отец с трудом строит самые простые предложения на своем родном языке, но так сложились обстоятельства, что нам, вероятно, придется уехать. Здесь, на вятской земле, у нас останутся дедушка Фридрих и бабушка Марта. Если ничего дурного не случится, если не сменится власть и неожиданно не закроются границы, мы обязательно будем навещать их. Могилы бабушки и деда недалеко от Красновятска на маленьком ухоженном кладбище, которое густо заросло березами и тополями. Когда в Петров день мы приходили туда по-праздничному одетые, с цветами в руках – у меня на сердце всегда было грустно и светло. Могла ли я предположить, что уже совсем скоро там появится ещё одна могила.

      Полгода назад у меня не стало брата. Его убили. И до сих пор никто не знает, как это произошло. Нашли его за городом в каком-то чахлом перелеске со связанными руками и небольшой синеватой ранкой на спине чуть ниже левой лопатки. При нем остались его документы и деньги. Исчезли только ключи от машины и ещё какие-то бумаги, которыми он постоянно возил с собой, и которые чем-то отдаленно напоминали пожелтевшие от времени царские облигации с узорными гербами и печатями. Я видела их только однажды, но до конца так и не смогла понять, что это такое? Помню только, что все они были подписаны очень крупным росчерком пера, где четко читалось имя и фамилия «К. Венгеров».

      Это случилось неожиданно, как раз в тот самый момент, когда я уже начала готовиться к свадьбе, а мой жених приходил к нам каждый день счастливый и взволнованный, как бы уже примеряющий на себя роль заботливого супруга. Помню, в первый момент после получения страшных известий, мы все растерялись. Мама громко заплакала, я со слезами на глазах стала её успокаивать, а отец с бледным измученным лицом неподвижно сидел на диване, молчал, но при этом острый подбородок у него как-то неестественно мелко подергивался. Он стал вдруг какой-то совершенно потерянный, сгорбленный и немой. И так продолжалось довольно долго.

      В тот вечер отец впервые вспомнил про дядю Рудольфа. Дядя Рудольф уехал их России в 1986 году и обосновался в Ольденбурге. Потом отец заговорил про свою сестру, которая потерялась во время войны на лесоповале где-то в Чернореченске. Ушла к реке и не вернулась, а её муж каким-то образом после войны оказался в Южной Саксонии, честно и много работал, потом купил там небольшое имение, и через несколько лет стал довольно состоятельным человеком.

      Дядя Рудольф впервые написал нам в девяносто первом году. Я читала его письмо и видела, как мама плачет от счастья. Вероятно, она была довольна тем, что сейчас мы в этом мире не одни. Где-то очень далеко у нас есть близкие люди, которые думают о нас.

      Потом мы с папой весь вечер писали ответ на это письмо. Не знаю уж, как это у меня получилось: в институте я изучала английский, а немецким занималась самостоятельно на факультативе, но дядя Рудольф вскоре написал нам ещё раз. В этом втором письме он уже пригласил нас всех в гости, обещал показать родину предков, что называется, во всем блеске от Одера до Дуная. Папа сразу же уцепился за это предложение и при любой размолвке с мамой стал повторять, что если она не перестанет его пилить – он завтра же соберет вещи и уедет в Германию или еще куда-нибудь к черту на кулички. Но всерьёз о возвращении на «Родину» он заговорил только после гибели Александра, и когда он впервые обронил это слово Родина, глаза у него били очень грустные, и растерянные, как будто он боялся чего-то. Мы ведь прекрасно понимали, что в далекой Германии нас ждет совершенно другая жизнь. Совсем не такая, к которой мы привыкли. Дядя Рудольф работал там обыкновенным ремонтником в каких-то заштатных железнодорожных мастерских, к тому же у него было четверо детей. Так что мы могли рассчитывать только на собственные силы, которых у отца и матери было, понятное дело, уже немного. Правда бабушка Марта, когда была жива, вспоминала иногда, что в земле Баден – Вюртемберг есть прекрасное местечко возле Дуная, где в небольшой деревушке жили её богатые предки, у которых был большой каменный дом и много земли. Но мы о них ничего не знали. Живы ли они ещё или умерли? Ведь так много времени прошло.

      В общем, чем ближе подходило время отъезда – тем всё чаще я думала о брате. Мне очень не хватало его именно сейчас. Я много раз пробовала представить, что же произошло с ним в тот роковой вечер, и не смогла выстроить до конца ни одной сколько-нибудь завершенной картины. Мне и сейчас вспоминаются только отдельные эпизоды из его короткой, стремительной, ускользающей жизни, – какие-то неожиданные реплики, жесты, лица его друзей. Но все это никак не складывается в целостную картину. Я понимаю, что всё это не то – неглавное, несущественное. Ведь до сих пор никто не знает,