Соблазненная принцем. Кристина Додд

о каких большинство из нас и мечтать не смеет.

      – А также отец, от какого большинство из вас мечтало бы держаться подальше.

      Виктория знала, что он говорит правду. Иногда, разговаривая глубокой ночью с Белл, они рассказывали друг другу о своих отцах, которые по-своему распоряжались их жизнями, не желая видеть в них личности и относясь к ним с полным безразличием. И Белл говорила Виктории о том, что Гримсборо в сто раз хуже относился к Раулю, потому что тот был его сыном. Но сейчас Виктории не хотелось быть справедливой.

      – Неужели вы совсем не удовлетворены своей судьбой? Вы лучше образованны, лучше накормлены, лучше одеты, чем большинство ваших товарищей-англичан, однако вам еще надо, чтобы вас боготворили за то, что в ваших венах якобы течет королевская кровь.

      – У вас острый язык и маловато здравого смысла, – повторил он.

      Виктория возмущенно сказала:

      – Я, насколько мне известно, одна из самых здравомыслящих женщин.

      – Вы невероятно глупы.

      Он подтолкнул ее к перилам и приподнял над землей.

      Вскрикнув, она поняла, что он прав и что она действительно глупая.

      От балкона до мраморного пола внизу было не менее пятнадцати футов. И если он отпустит…

      Глава 6

      Виктория, покачивающаяся на перилах, обхватила Рауля за шею. Она приготовилась закричать, но он не позволил ей, закрыв ее рот поцелуем.

      Это был не нежный, приятный первый поцелуй девичьей мечты, а горячий, злой поцелуй. Он потряс Викторию до глубины души.

      Он не собирался ее убивать, она чувствовала это. Но она чувствовала и кое-что еще.

      Страсть.

      Не такую, как у тщедушного лорда Мередита, а горячую страсть, затопившую ее волной чувственности.

      Виктория хотела освободиться. Даже попыталась укусить его, но прежде чем смогла это сделать, Рауль вскинул голову и пробормотал:

      – Только попробуй укусить меня, и я толкну тебя вниз.

      Он был так взбешен, так зол!

      Потом, опровергая свою угрозу, он наклонил ее к себе и поставил на ноги. Не выпуская ее из рук, он прижал ее спиной к стене и, когда Виктория оказалась в ловушке между стеной и его телом, стал покрывать ее лицо поцелуями.

      Поцелуи были короткими, резкими, острыми, как вспышки пороха. Виктория не понимала, что все это значит, а чувствовала лишь, что всякий раз, когда он поднимал голову, к ней на мгновение возвращалась способность мыслить, и она, испытывая чувство стыда, пыталась заговорить, вырваться из его рук.

      Наконец он остановился, и Виктория услышала в темноте его тяжелое дыхание.

      Она тоже тяжело дышала, испытывая желание, о котором до сих пор и понятия не имела.

      Рауль держал ее крепко, слишком крепко.

      Ей следовало бы кричать, плакать, бороться. Но ей это нравилось.

      Почему? Какой извращенной части ее существа нравилось чувствовать, как его грудь вздымается от тяжелого дыхания, прижатая к ее груди? Как могла она испытывать чувство защищенности в объятиях человека, который только что грозился