Я – вор в законе. Евгений Сухов

кто-нибудь, кроме меня?

      На миг их разделила неловкая пауза, но, расправив колготки на круглых икрах, она улыбнулась:

      – У меня никого нет, Владик. Жаль, что ты не захотел ребенка. Сейчас ему было бы четыре годика. Это мог быть мальчик, и он мог быть похожим на тебя.

      – Есть вещи, которые я не могу себе позволить. Я – вор в законе! Знаешь ли ты, что это значит? Я не то что семье, себе принадлежать не могу!

      – Но ведь это и страшно!

      – Моя семья – это воровская семья, лишь ей одной я могу давать клятву на верность.

      – Ребеночка я могла бы подарить тебе и так.

      – Ты красивая, молодая. Еще найдешь себе кого-нибудь другого…

      – Тогда почему ты меня спрашиваешь, есть ли у меня кто-нибудь?

      – Просто потому, что ты мне нужна.

      – Как только ты выйдешь, мы можем жить нерасписанными.

      – Я не должен оставаться долго на свободе, я обязан вернуться обратно.

      Как же объяснить ей, что любая привязанность – это лишняя веревка на его руках, и держит она покрепче, чем сторожевые вышки.

      – Что ты вообще обо мне знаешь, хорошая, кроме того, что на курортах я, не считая, швырял деньги? Посмотри на мои руки! Видишь, сколько меток! И если бы только руки! Все тело мое в шрамах, как и душа. Посмотри сюда, – показал Варяг запястье. – Вот этот шрам видишь? В драке распороли вену, и от смерти меня отделяло всего лишь пятнадцать минут. А вот этот шрам на боку? Заточкой хотели распороть живот, и опять я был рядом со смертью. Ну где гарантия того, что мне не всадят пулю в затылок, когда я выйду из зоны? Это там мое слово закон… Я знаю этот мир. Может, тебе это покажется и дико, но тюрьма – мой дом. Я не имею права находиться на свободе больше года. Слишком долго я к этому шел, это не зачеркнуть одним махом. И потом мне могут этого не простить. Ты даже представить себе не можешь, что значит быть ссученным!

      Светлана оделась, и коротенькая юбка оголяла красивые колени. За то время, пока они не виделись, Света похорошела: отрастила длинные волосы, в движениях прибавилось женственности, и она уже не напоминала языкастую медсестру, помогавшую хирургу зашивать его рану, когда он впервые увидел ее в операционной городской больницы.

      – Сколько тебе лет?

      – Двадцать два.

      – Когда я приду в следующий раз, тебе будет двадцать шесть. Тебе нужна такая жизнь?

      – Но у тебя еще срок не кончился, а ты уже говоришь о новом.

      – Вот именно. Это моя судьба. Через три месяца я выйду на волю, но проболтаться на свободе имею право не более года: так положено. А потом пойду опять туда, откуда пришел. Ты такой хочешь для себя жизни? Конечно, за этот год я нагуляюсь так, как другой не сможет, даже если будет копить всю жизнь. Но поверь: у этого веселья горькое похмелье.

      Поезд набирал скорость. Вагон мотало из стороны в сторону, и Света опять оказалась в объятиях Варяга. Получилось это как бы случайно – поезд виноват, но ей не хватало именно его рук – сильных, уверенных, вот так бы век и просидела, ощущая рядом его тепло.

      Варяг отстранился,