Верность и соблазны. Эмилия Остен

могла бы стать его новой графиней.

      – Мама! В качестве новой графини ему бы больше подошла ты, чем я. Его сын практически мой ровесник!

      – Ах, но граф такой красавец-мужчина! И богатый.

      Анна вздохнула. С тех пор как Айвен уехал на войну, все разговоры велись исключительно на одну тему, словно ни мать, ни брат ни во что не ставили помолвку – или не верили, что лорд МакТирнан вернется домой к невесте. Раньше Анна обрывала подобные разговоры, напоминая, что она помолвлена. Потом просто предпочитала отмалчиваться, а сейчас… Сейчас ей начинало казаться, что Айвен действительно никогда не вернется. А она всю жизнь проведет в бесконечной круговерти сезонов, балов и зим в деревне.

      Первый год без Айвена тянулся целую вечность, а второй проходил почти незаметно. Анна словно погрузилась в какой-то полусон, жизнь текла своим чередом, странные чары безразличия нарушали только письма Айвена, которые приходили нерегулярно. Судя по содержанию писем, некоторые из них просто терялись в пути, поэтому иногда весточки разделяли месяца. А иногда Анна получала сразу несколько писем, которые догнали друг друга в пути. И тогда ее настигал страх. Если читать такие письма одно за другим, становилось понятно, что Айвен меняется, меняется необратимо и пугающе. Узнает ли она своего жениха, когда тот наконец вернется? Если вернется.

      Когда Анна увидела, что адрес на письме написан незнакомым почерком, сердце ее упало. Сколько раз она представляла, что получает такое письмо. Чужой почерк, несколько строчек, извещающих, что Айвен сложил голову где-то в пыльных степях Крыма. Дрожащими руками Анна развернула листок. Письмо действительно оказалось коротким, но оно было от Айвена. Он жив!

      Дорогая Анна!

      Не удивляйся незнакомому почерку: это послание записывает под мою диктовку Ричард МакГвайр, о котором я рассказывал тебе раньше. Не хочу огорчать тебя, но и без новостей оставить не могу: во время очередной вылазки я был ранен в правое плечо. Рана заживает хорошо, по словам полкового врача, уже через пару недель я вернусь в строй исполнять свои обязанности так же ревностно, как прежде.

      Здесь, в госпитале, у офицеров едва ли лучшие условия, чем у простых солдат; конечно, нас размещают в отдельной палате, но запах крови везде одинаков. Я лежу, слушаю стоны, крики, доносящиеся из операционной, и молитвы и думаю о том, что мне повезло и я легко отделался. Ричард говорит, что войну никак не миновать без единой царапины. Наверное, он прав, а значит, теперь я могу называться настоящим солдатом.

      Ко всему прочему стоит удушающая жара, и в госпиталь пытаются пробиться армады мух. Они летят на запах крови и пота, жужжат под потолком, и сестры милосердия требуют не открывать окна до заката, однако это невозможно. Приходится открывать – и мухи тут как тут. Окна затягивают тканью, она не держится долго, мухи все равно пробираются внутрь. Я полагаю, что убил этих мух больше за несколько дней, чем вражеских солдат за год в Крыму.

      Что ж, моя дорогая Анна, не буду