Живы будем – не помрем. Михаил Веллер

поплыло волнами, как мираж, и зазвенело тонким хрустальным звоном. Все эти долгие годы он в глубине души ждал, мечтал, в самые черные часы находил прибежище в грезе: зазвонит телефон – и это окажется Рита.

      Этого не могло быть, но это случилось.

      – Не ждал? – тихо спросил голос из семилетней дали, из юности, из надежд.

      – Нет, – сказал Саша. – Ждал, – сказал он.

      – Я увидела тебя вчера в метро. Ты был такой счастливый, прямо светился… А ты меня не заметил…

      – Ты, – сказал он. – Это ты…

      – Ну, как живешь? – спросила она, так же, как спрашивала всегда, когда он сходил с ума, ожидая ее звонка.

      – Хорошо, – сказал он, проглатывая комок в горле. Снял телефон со столика в коридоре и, путаясь в разматывающемся проводе, понес в свою комнату, закрыл дверь. – А ты как живешь?

      Голос в трубке помолчал и ответил:

      – Плохо…

      И это «плохо» вызвало в нем радость и боль одновременно: боль, потому что Рита (его Рита…) живет плохо, – и радость, потому что и она, через столько лет, несчастлива без него.

      – Радуешься? – спросила Рита.

      – Чему? – ответил он. – О чем ты… Как ты, расскажи…

      – Так… Окончила институт, осталась в Ленинграде, работаю…

      Он не решался спросить.

      – Ты, наверное, женился, – сказала она.

      – Нет, – сказал он.

      – А я разошлась, – сказала Рита. – Почти сразу…

      Раздались короткие предупреждающие гудки автомата.

      – Подожди, еще монетку брошу, – сказала она.

      – Я могу тебя увидеть? – спросил он. – Если хочешь.

      – Если б не хотела – не позвонила бы, наверное.

      – Где ты? – спросил он сорвавшимся голосом. – Я сейчас приеду. Ты где?..

      – Уже поздно, – сказала она. – Завтра. Я очень хочу тебя видеть, слышишь? Ты придешь? Завтра в шесть, у метро «Балтийская»!

      Он так и сидел с трубкой в руке, пока часы не уронили одиннадцать тяжелых бронзовых ударов. До встречи оставалось прожить девятнадцать часов.

      …В двух случаях людям нечего сказать друг другу: когда они расставались так ненадолго, что ничего не успело произойти, – и когда разлука так затянулась, что изменилось все, в том числе и они сами, – и говорить уже не о чем.

      Саша увидел, как она выходит с толпой из метро – вороная прядь, быстрая улыбка: она была та же самая, она не изменилась, она пришла. Он удивился своему спокойствию, только вдруг вылетели из головы все приготовленные слова – он не знал, что сказать, стоял и смотрел, пока она не протянула ему руку.

      Он взял эту руку, помедлил отпускать, смотрел неотрывно, словно зрение насыщалось за все те семь лет, что минули.

      Она что-то говорила, он что-то отвечал, ничего не понимая. Он только сознавал, что это она, рядом, оказалось, что они куда-то идут, и она держит его под руку, и он сквозь одежду ощущает тепло ее руки, а потом они очутились за столиком и официантка принесла кофе, и вдруг сразу наступил вечер, звук шагов рикошетировал от каменных стен узкой улочки, он споткнулся