Шолом-Алейхем. А. Краснящих

Фальшивый человек, фляскодрига.

      X. – Холера, хромой портняжка.

      Ц. – Царская морда.

      Ч. – Червивый, череп пробитый, чесотка, чешуя.

      Ш. – Шарлатан, шепелявый, шлёпанец, шляхтич»[21].

      Шолом не успел переписать начисто своё произведение, как оно уже обрело читателя. Поинтересоваться, почему это сын не спит, незаметно подошёл отец, взял рукопись, прочитал – и даже показал мачехе. Но если вы ждёте драматической развязки, то всё случилось ровно наоборот: сварливая и готовая в любую секунду разразиться проклятиями мачеха, прочитав свой «лексикон», вдруг рассмеялась и хохотала так, как Шолом не слышал от неё ни до этого, ни после.

      Первый литературный успех и окрылил Шолома, и укрепил в нём уверенность стать писателем. А кем же ещё? Нет, совсем недавно он хотел быть только резчиком или музыкантом, но это в прошлом.

      В доме Нохума Рабиновича – человека начитанного и просвещённого – собирались сливки тогдашней переяславской интеллигенции, среди которых выделялся большой любитель литературы торговец лотерейными билетами Коллектор (мы не знаем, фамилия это или прозвище, Шолом-Алейхем в своём автобиографическом романе – и вслед за ним все исследователи – называют его только так). Читал он не только еврейских классиков, философов и толкователей Торы, но и новых еврейских писателей, создателей еврейской просветительской литературы – Хаскалы, – и приносил их книги в дом Нохума Рабиновича. Сидя на лавочке у ворот, Шолом читал запоем Нафтоля-Герца Вейзеля, Адама Гакогена Лебенсона, Калмана Шульмана, Ицхока-Бера Левинзона. Но продолжить свои литературные опыты Шолома побудила не эта серьёзная и полезная молодому уму воспитательная литература, а душещипательный роман гебраистского (то есть пишущего на иврите) писателя Авраама Many (1807–1867) «Сионская любовь», который Шолому, собственно, никто не рекомендовал и не давал. Проглоченный за одну субботу и окроплённый обильными юношескими слезами, этот роман лишил Шолома сна и аппетита и вдохновил написать свой – по столь впечатлившему образцу. На мелочь, перепавшую за беготню по поручениям постояльцев, Шолом купил бумаги, сшил из неё тетрадку, разлиновал её и, дождавшись ночи, приступил к своему творению, назвав его «Дщерь Сиона». На этот раз его обнаружила мачеха: кто там жжёт керосин? – забрала тетрадку и показала мужу, тот – Коллектору. Коллектор сказал: «Вы и понятия не имеете, реб Нохум, что это за сокровище. Покарай меня бог, если вы понимаете это! Из него кое-что выйдет. Вот увидите, из него будет толк. Иди-ка сюда, сорва-анец этакий, дай-ка я ущипну как следует твои красные пампушки, сто чертей тебе в бок!»[22]

      На всякий случай заметим, что «Дщерь Сиона» была написана на иврите – древнееврейском.

* * *

      И ещё один отцовский приятель сыграл решающую роль в судьбе Шолома: «почти нотариус» Арнольд из Подворок – пригорода Переяслава, – известный своим умом и честностью. Сокровище сокровищем, но какую огранку ему придать, как распорядиться судьбой столь одарённого богом подростка? – ломал голову Нохум. – Как его вывести в люди?

      Арнольд сказал: «Что касается его писанины,

21

«С ярмарки».

22

«С ярмарки».