Гастролеры и фабрикант. Евгений Сухов

отправлена в больницу. На ее счастие, она ослепла только на один глаз. Но все лицо ее и шея были обезображены кислотою навечно. Что же касается Шандыбиной, то дело ее закончено и передано в суд, – завершил доклад Евдокимчук.

      – Оправда-ают, – протянул кто-то из приставов.

      Острожский в знак согласия кивнул, а затем спросил:

      – Все?

      На резонансное дело, о котором бы заговорили в Петербурге, «Око за око» не тянуло.

      – Точно так, все, – ответил Евдокимчук.

      – Хорошо, все свободны, – немного подумав, произнес исполняющий должность казанского полицеймейстера коллежский советник Яков Викентьевич Острожский. А затем, переведя взгляд на своего помощника, добавил: – Вас же, господин Розенштейн, я попрошу остаться…

* * *

      Когда все разошлись и Острожский и Розенштейн остались вдвоем, исполняющий должность полицеймейстера, потеплев взглядом, произнес:

      – Я вот с какой целью попросил вас остаться, Николай Людвигович.

      – К вашим услугам, Яков Викентьевич, – с готовностью отозвался Розенштейн.

      – Вернее, цели имеются две, – поправился Острожский. – Первая – это объясниться с вами…

      Розенштейн вскинул глаза на начальника и быстро отвел взгляд.

      – Да, объясниться, – повторил Острожский. – Мне кажется, наши отношения оставляют желать лучшего…

      – Это не моя вина, – негромко произнес Розенштейн и кашлянул.

      – Вина моя, признаю, – ответил на это Яков Викентьевич. – Посему я и начал этот разговор, дабы… принести вам свои извинения.

      Помощник полицеймейстера снова посмотрел на Острожского. В его взгляде можно было прочесть удивление и недоверие.

      – Да, да, Николай Людвигович, – подтвердил свои намерения Острожский. – Именно принести вам свои извинения.

      Ах, как трудно дались эти слова исполняющему должность полицеймейстера коллежскому советнику. Как бунтовало против этого его нутро! Как отказывался повиноваться язык, произнося эти слова! Но… ничего не поделаешь. Есть такое слово: надо! Надлежит начинать дело против Долгорукова и его преступной шайки. Пока что негласно, тайно. Не то можно просидеть в коллежских советниках до скончания веку. А в исполняющих обязанности полицеймейстера – покуда рак на горе не свистнет. А ежели получится вывести Всеволода Аркадьевича Долгорукова с его шайкой на чистую воду, таковое деяние, несомненно, принесет и ожидаемые результаты. А кому можно такое поручить во всем управлении? Единственно Розенштейну…

      – Извинения принимаются? – заставил себя улыбнуться Яков Викентьевич Острожский.

      – Уже приняты, – вполне искренне улыбнулся в ответ помощник полицеймейстера.

      – Тогда цель разговора номер два…

      Яков Викентьевич открыл один из ящиков стола и извлек на свет божий папку с красными тесемками.

      – Что это? – недоуменно поинтересовался Розенштейн.

      – Это